– Разве вы не знаете? – удивился мой собеседник. – Наверное, я проявил бестактность, но, раз уж начал, можно и продолжить, если вы обещаете не выдавать меня.

– Так что же? – с замиранием сердца спросила я.

– В дипломатической миссии получена телеграмма для вас из Министерства иностранных дел. Ваш брат, великий князь Дмитрий, прибыл в Лондон.

Мне хотелось обнять доброго генерала и расцеловать его; большей радости я не знала много месяцев (и еще много времени после того у нас не было столь радостных известий).

Когда вечером я вернулась в отель, меня ждала телеграмма, к которой была приложена записка от британского министра. Дмитрий и пригласившие его Марлинги находились в Лондоне. Расстояние, которое так долго нас разделяло, значительно сократилось; можно было уже планировать встречу. Узнав новость, король и королева предложили, чтобы Дмитрий приехал ко мне в Бухарест, и я немедленно написала ему, передав приглашение. Однако ответ меня разочаровал. Покинув в 1917 году Россию, Дмитрий подал прошение о присвоении ему звания почетного офицера британской армии, которое было даровано ему незадолго до перемирия; не имея в данный момент назначения, он обязан был оставаться в Англии, пока не получит какой-нибудь пост или не будет демобилизован. Я сразу же стала придумывать, как нам встретиться.

После того как королева вернулась к исполнению своих обязанностей, я решила поговорить с ней о моем отце и трех его кузенах – все они находились в одной и той же тюрьме. Поскольку они оставались в Петрограде, возможно, легче было начать с них, чем с тех моих родственников, которых увезли в Сибирь. Кроме того, я, естественно, принимала судьбу отца ближе к сердцу. Тогда я еще не знала, что предпринимать что-либо для тех, кто находился в Сибири, было уже поздно. Разумеется, мой рассказ произвел на королеву Марию сильное впечатление. Она прекрасно понимала, каков может быть исход, и обещала сделать все, что в ее силах, чтобы помочь. Но, увы, если не считать короля и королеву Румынии, судьба моих родных больше никого не интересовала. Меня ошеломили столь полное равнодушие, совершенное безразличие. Стало ясно: мы больше никому не интересны, мы уже не представляем опасности и наша судьба – вопрос, который занимает только нас самих. Жестокость подобного отношения казалась мне чудовищной, и мне стоило больших трудов смириться с нею. Никто уже не считал Россию великой и сильной державой, на время она выпала из общей картины, по отношению к ней выказывали пренебрежение, общие усилия и жертвы были забыты.

Тогда королева Мария решила действовать самостоятельно. Она занялась помощью тем Романовым, которые находились на побережье Черного моря и к которым поэтому можно было добраться по воде и переправить их в Румынию. Вдовствующая императрица Мария, мать Николая II; две ее дочери, Ксения и Ольга, с семьями; великий князь Николай Николаевич, бывший главнокомандующий русскими войсками, и его брат с семьями находились в Крыму, где всех поселили в одном доме. До немецкой оккупации южных провинций России они терпели ужасные лишения; их пощадили лишь случайно, чудом.

По рассказам, командир отряда матросов-большевиков, которые сами вызвались охранять моих родственников, много месяцев, никем не подозреваемый, вел чрезвычайно умную и опасную двойную игру. Видимо, для того, чтобы сохранить доверие своих подчиненных, он старался обращаться с пленниками как можно грубее. В то же время он защищал их от гораздо более тяжелой участи. В начале лета 1918 года, когда, после подписания договора в Брест-Литовске, германские войска дошли до Крыма, он признался пленникам в своем замысле и вернул им все ранее конфискованные драгоценности и ценные вещи.