Он грустно усмехнулся.
Я понимал. Я просто молчал. Юрка достаточно наговорил, чтобы мне написать куда следует. Но мне он доверял. Только мне. Иначе как жить, если совсем никому не верить?
– Юр, телефон верни, а то увезешь с собой.
Юра закрыл фонтан своего красноречия. Мы подошли к стоянке машин каршеринга. Он извлек из банки мой смартфон.
– Возьмем? – спросил я. – Ты же с правами?
– У меня на карте ноль, помноженный на ноль.
– Я тебе перекину.
– Не надо! – Юра передернул плечами, – ты знаешь, что за оплаченную тобой дверь, со Светки содрали налог с дохода?
– Не понял, – все я понял, просто в тот момент забыл, что обязательно налог сдерут. Махнул рукой, по сравнению со стоимостью монтажа, налог это мелочь. Для меня. Но не для Свиридовых. Я изобразил непонимание, чтобы дать Юрке выпустить пар.
– Чего непонятного? Заказ ремонта двери был на нее, а оплатил ты. Значит, деньги ей дал? А это доход. Вот с нее тринадцать процентов и сняли, как НДФЛ. Все по закону. Она же не благотворительный фонд. С твоих денег сняли эндээс, с нее эндэфэл… доильный автомат работает,– добавил он.
– Тогда идем до метро. Таксиботов нет рядом, – предложил я. – Я уже вымок от этой весенней срани. А завтра дежурить сутки. Ты-то выспишься, – подколол я его.
Про вымок – это шутка. Вымок только плащ. Я под графеновой броней был и в сухости и в тепле. Юрка в обычной одежде, он даже форменную скоропомощную водостойкую шкуру носить теперь не может, запрещено ему обозначать себя как медика.
Но он не улыбнулся, а я пожалел о своей неэтичной шутке. Пока идет оформление документов по решению суда, они жили в квартире, но потихоньку распродавали мебель и те вещи, которые не смогут забрать. Уходить надо налегке. Хазин выполнил обещание и сразу подал апелляцию. Но уверенности не прибавилось. Когда дело касалось убытков госучреждений, никакой высший суд не отменит решения первичного суда. Тем более, что еще до суда все СМИ в один голос твердили о «высокой вероятности» виновности врача Свиридова. Теперь уже и сомнений в этом нет ни у кого.
Глава 5
Через сутки на последнем вызове в шесть утра, я нарвался на засаду. Меня скрутили, и приковали к батарее отопления. Один из вызывавших, дядечка лет пятидесяти, уговаривал:
– Милок, ты лучше сам скажи личный код. Ты же понимаешь, что мы все равно взломаем твой ящик…
Дежурить в киберсьюте физически трудно. Наша форма моющаяся, в любой момент превращается в скафандр биозащиты не позволяет сразу носить и ее и киберсьют. Поэтому мы защищены от грязи и инфекций, но не от агрессивных преступников.
Главное это не злить бандитов, не спорить с ними. Я воспользовался вшитой в воротник комбеза пластиковой капсулой с «дегезом». Это мощный наркотик, от которого я через минуту отключился на полчаса.
Бандиты побили меня ногами, но наркоз – это наркоз, хоть на части режь. Я спал и ничего не чувствовал. Они изрезали мой скоропомощной комбинезон. Видимо надеялись, что я сквозь сон испугаюсь и пробормочу им пин-код.
«Алиса! Я им ничего не сказал…» – не помню, откуда эта фраза всплыла в мозгу, но это первое, о чем я подумал, когда очнулся на полу в минивене СОБРа.
Был допрос, была масса объяснительных, потом в каждой инстанции писал, что никому ничего не сказал. Про дегез говорить нельзя, сослался, что упал в обморок от страха. Фонограмма ДК подтверждала мое молчание и ругань бандитов.
Никто ничего обвинительного предъявить мне не мог. Никаких надписей на моем теле не нашли. ДК в восстановленных файлах показал мою полную несознанку все время, пока бандиты взламывали код.