, сколько de facto. Если в данный момент не проводится какое-нибудь сложное судебное заседание, где необходим нотариус, он сейчас свободен, а посему, минуя главную залу, мы направимся прямиком в его рабочую комнату. Нет, – удержав Курта за локоть, одернул стриг, когда тот двинулся вперед по широкому освещенному коридору. – Не сюда. Этим путем ты попадаешь именно в главную залу; а там, судя по тому, что я слышу, сейчас вовсю идет обсуждение горестной судьбы какого-то нечестного торгаша. Стало быть, народу – не протолкнуться: эти заседания обыкновенно заканчиваются чем-нибудь любопытным вроде запускания подсудимого в воды Донау или изгнания négligé[37], а то и nu[38] за городские ворота… Сюда.

Не будь рядом фон Вегерхофа, Курт ни за что бы не подумал отворить маленькую дверцу, с виду ведущую никак не более чем в кладовую; за дверцей, однако, открылся другой коридор, чуть у́же, освещенный не факелами, а рядом частых окошек не шире средней бойницы. Стриг шагал вперед уверенно и не задерживаясь подле дверей, остающихся по левую руку, не озираясь и не припоминая пути.

– «Деловые связи», ты сказал? – усмехнулся Курт, с некоторым трудом поспевая за его стремительным шагом. – Теперь понимаю, откуда столь тесное знакомство с ульмским канцлером. А ведь, насколько мне известно городское законодательство, местным замковым владетелям запрещается иметь в городе собственность и вмешиваться в торговые дела?

– Собственности в Ульме у меня нет, – возразил фон Вегерхоф. – Как я упомянул уже несколько минут назад, мой городской дом арендован. И ни единая буква закона мною преступлена не была.

– А дух?

– А spiritus, Гессе, ubi vult spirat[39]… Сюда.

В дверь, пригнувшись под низкой притолокой, фон Вегерхоф прошел первым, не замешкавшись на пороге; Курт, войдя, прикрыл створку за собою и замедлил шаг, исподволь оглядывая светлую комнату, уставленную полками; все свободное место занимали два внушительных стола, один из которых был завален свитками, стопками бумаги и книгами. За другим, чуть более свободным, восседал грузный, сутулый, как мост, человек, низко склонившийся над разверстой перед ним книгой устрашающих размеров. На скрип двери он оглянулся с раздражением, при виде фон Вегерхофа поморщась, точно от внезапного приступа ревматической боли.

– Господин барон… – без особенной радости поприветствовал канцлер, и стриг широко улыбнулся, коротко кивнув:

– Майстер Зальц. Доброго вам утра.

– Дня, – поправил тот, с неудовольствием обронив взгляд на замершего поодаль майстера инквизитора. – За полдень, позвольте заметить, и у людей занятых – день, господин барон.

– Сии слова означают, что мое присутствие нежелательно? – уточнил фон Вегерхоф, усевшись на скамью у окна, и, закинув ногу на ногу, привалился спиной к подоконнику; канцлер нахмурился.

– Что это с вами за юноша, глядящий на меня так, словно я новая статуя с фонтаном?

– Дайте подумать, – попросил стриг неспешно, заведя глаза к потолку. – Мрачный, как смерть, весь в коже, точно наемник, оружием увешан, словно праздничная ветвь – сластями… ах, да, на шее у него Знак инквизитора; что б все это значило?

– Александер! – осадил Курт, и тот умолк, с нарочитой обидой отвернувшись. – Курт Гессе, следователь первого ранга, – представился он, подступивши к столу ближе, и Зальц болезненно покривился снова. – Насколько мне известно, мое появление в Ульме не является неожиданностью.

– Верно, рат направлял просьбу прислать к нам инквизитора, – согласился канцлер со вздохом и, упершись в стол ладонью, начал грузно подыматься с низкого глубокого стула; Курт вскинул руку: