Закипала кровь, растворяла-плавила недуги, взамен ковала новые помыслы и желанья.

«И вовсе она не тоща - белая, ладная, шелковая, как молоденькая косуля на взгорке - лебедушка моя… толченой земляникой подмышки пахнут, а груди, наверно, сладки на вкус, ежели забрать в рот. И я ровно коряга валяюсь, толку нет… А, может, нарочно морочит меня леший, в урочище свое заманил, голой девкой дразнит… Ишь, филин в оконце смотрит…»

­— Потрачен ножом твой пояс, завтра зашью, - зевнула ведунья, прикрыв шубейкой бедро и ловчее пристраиваясь к плечу Нечая.

Он шумно сглотнул, попросил бредово:

­— Ты филина-то гони отселе… пусть летит к зароду мышковать, Спирька завтра опять волков караулить будет… Ох, забота… в город мне надо идти…

— Вместе пойдем. Тебя ведь Нечаем звать? Мне жена брата твоего сказала. Добрая баба, только глупая - душу ты ей растравил, плакала о тебе. Другой зазнобы в селище не оставил?

— Нет у меня никого, - пожалобился Нечай. - Ладушка, а чего сюда Желтоглазый смотрит… пужни ты его лучиной, а то сам поднимусь.

­— Закрыто оконце, не бойся! - отчего-то довольно засмеялась ведунья, блеснули под припухшей верхней губой зубы-жемчуга, - Никому тебя теперь не отдам, ни лешему, ни пешему, ни бабе глазливой, ни девке трепливой. Спи, Нечаюшко, одолели мы чужой наговор.

— Так открой имя свое, - засыпая, попросил он, уложив наконец непривычно слабую ладонь на теплое девичье колено у себя в паху.

­­— Скажу, если обещаешь таить. Лебединым криком нарекла меня матушка, выпуская из чрева, а потом ушла по небесной тропе в Верхний мир. Бабушка тогда много слез пролила, и стала я для нее Неладой. Так все и зовут.

Думаешь, всегда мы в здешних Ощипках жили? Э-э, нет. Род наш берет начало от Каменного пояса или Рипейских гор, как кличут на торгу иноземцы. Да ты спишь, Нечай… Завтра доскажу. Ежели ночь припомнишь.

4. Глава 4. Лебедь Белая

Махнул глухарь черным крылом – пролетела ночь, сдвинул красные брови – занялся малиновый рассвет. Нелада ранешенько поднялась, снова каменку топила, травы запаривала, - вился к открытому оконцу черный дымок от сгоревших еловых веток. Пахло смолистыми шишками и зверобоем.

Жар у Нечая спал, теперь жажда томила и одолевали разные думки. Правда ли ведунья спала на его плече без единой одежи? Гладила тонкими пальцами по колючим запавшим щекам, целовала – шептала за ухом… И ведь не спросишь прямо, рассердится или примет за обиду. Итак напужалась вчера. Очень уж хотелось начать разговор с самого простого.

— Смутно помнится мне, ты сказку недосказала. Про дальний лес и высокие горы. Озеро лебединое, тайное.

Нелада села к нему на лавку с горячей кружкой в руках, - такая же строгая и неприступная, как в первый вечер знакомства.

— Про озеро слова не было!

— Значит, приснилось… - притворно тяжко вздохнул Нечай.

Подобрела ведунья, начала расспрашивать сон, пришлось ему выдумывать сходу.

— Мнилось кругом зеленое лето. Будто прячусь я за кустами и слежу лебедей на воде. Они плещутся, играют, а потом перья на бережок сбрасывают и обращаются в пригожих девиц.

— Так вот кого ты караулил на самом деле! – усмехнулась Нелада.

— Я ж только одним глазочком глянуть на чаровниц… Порадоваться, что есть на нашей земле диво такое светлое.

— А крылья у самой баской красть не думал?

— Зачем? – удивился Нечай.

­— Чтобы ласками выкупала, - зло бросила ведунья. – Чтобы слезы лила и кланялась, как ей без крыльев-то к батюшке в заветный терем отправляться.

— Не держал в уме худой мысли, - тихо, но твердо ответил Нечай без запинки.

И тогда блеснул в ее темных глазах знакомый ласковый огонек, дрогнули полные губы, напомнив об истоме ночной, когда прижималась к нему легким, прохладным телом, манила девичьей свежестью, обещала унять муки, держала живую душу в руках.