Даже с мытым выменем корова пахла неприятно, вокруг нее вились оводы и рой мошек, которые больно жалили и набивались Глаше в волосы, нос и глаза; пальцы быстро уставали доить и болели потом ночами. Но Глаша не жаловалась. Во-первых, ей было жалко тетку, которая одна управлялась с хозяйством, кормила и поила мужа, двух сыновей, а теперь еще и двух «подкидышей», как в шутку называл их дядька Трофим. Во-вторых, хоть что-то делать было лучше, чем смотреть телевизор с двумя каналами или щелкать семечки, пытаясь шкуркой попасть в ползающую по столу муху (так обычно проводил время дома Сашка). И в-третьих, жаловаться тут было попросту некому: тетка Варвара весь день крутилась дома и в огороде, ей было не до тоски и меланхолии (Глаша сомневалась, что она и слова-то такие знает); дядька Трофим работал посменно, и когда был дома, то либо спал пьяным сном, либо ел, либо смотрел футбол; Аксютка же с готовностью разделяла все развлечения Сашки и Егора: гоняла мух, смотрела мультики, играла в приставку и собирала в ведро дождевую воду. Гости заходили редко и с Глашей мало разговаривали, только смотрели да посмеивались. А Глаша доставала из печи хлеб и шла доить корову.

– Идете нынче? Небо вроде ясное, – спросила тетка Варвара, когда Глаша с Сашкой притащили и бухнули на стул ведро молока.

Сашка глянул за окно и поморщился:

– Неохота в грязи сидеть. Да и не придет никто.

Глаша, воспрянувшая было при мысли, что можно будет выбраться из дома, тихо вздохнула и пошла включать сепаратор.

– Это с каких пор тебе грязно сидеть у костра? Раньше вон не загонишь по темноте домой, а теперь точно окопался. Два раза уже костер пропускали. – Варвара оттеснила Глашу от сепаратора. – Глафира, иди одевайся.

Глаша благодарно улыбнулась тетке и бегом бросилась в комнату. Неужели она хоть куда-то выйдет из этих стен?! Только бы Сашка не заупрямился! Глаша уже начинала всерьез опасаться, что так и проведет все лето не выходя из дома.

– Не пойду я с ней на костер, – ворчал на кухне Сашка. – Засмеют.

– Не засмеют. Вся деревня только и ждет, когда ты им сестру покажешь, а ты сидишь да ворчишь, как дед. Ты не пойдешь – я ее одну отправлю. – Варвара в сердцах бухнула на стол тяжелое ведро. – Совсем девка истосковалась по свету божьему. Надо, надо ей в люди выйти, себя показать, парней наших посмотреть да девок подзадорить.

Не успели они закончить препираться, как Глаша уже выскочила в кухню. Тетка Варвара усмехнулась:

– Ишь, скоро как собралась. Куртку накинь и сапоги резиновые на ноги, тут тебе не проспект. И волосы прибери, чего патлатая ходишь.

Сашка окинул сестру сердитым взглядом и со вздохом открыл дверь:

– Ну пошли, что ли, раз собралась. Да только смотри, наши любят страшилки-то рассказывать, ты мне потом ночами не реви!

Глаша одарила брата удивленным взглядом и, вскинув голову, вышла в сени.

– Точно барышня! – прыснула вслед Варвара.

На берегу уже горел костерок, вокруг сидели и толпились парни и девушки. Стоило Сашке с сестрой показаться из-за поворота, вся толпа разом затихла и повернулась к ним. Вперед выступил широкоплечий рябой Кондрат, главный хулиган и задира на деревне, но в целом парень незлобный и работящий. Кондрату шел двадцатый год, и он работал на лесопилке в соседнем селе за пятнадцать километров от дома.

– Привел-таки барышню… – перекатывая травинку с одной стороны полубеззубого рта на другую, усмехнулся Кондрат и принялся оглядывать Глашу. – А ничего телочка, дойная.

Глаша с трудом пыталась сдержать румянец и упорно смотрела рябому прямо в глаза. Если она сейчас даст слабину и покажет, что обиделась, все лето ее будут шпынять и плеваться вслед. И Сашка, который теперь, насупясь, стоял в сторонке, ей не поможет. Она здесь чужая, и портить отношения с ребятами из-за нее брат не станет.