– А у вас – камни в почках. И хронический гастрит, – да, я тоже немного смыслю в экстрасенсорике. – И дочь дома, на третьем месяце беременности, брошенная парнем. И вами. И лучше ей помогите, чем мне про могилки сочинять.

Видит бог, я стараюсь быть добрее, но люди сами нарываются. И моё отношение к окружающим всегда зависит от того, зачем они меня окружили.

Мадам резко выпрямилась и вспыхнула:

– Откуда вы...

– От верблюда, – я встала и подхватила пакет с едой. – Всего хорошего.

И, сунув в рот остатки хот-дога, сбежала, оставив мадам в шоке и расстроенных чувствах. Одиночество в глазах... Я презрительно фыркнула. Да я уже года три мечтаю побыть в одиночестве и без срочного дела, хотя бы денёк... Выйдя из парка, я пошла вдоль ограды, поводя носом. Кыс-Кыс-Кыс, где же прячешься, морда пятнистая?.. А время – к десяти, и мне ещё по барам...

Потягивая из трубочки кофе, я перешла через дорогу, нырнула в тёмный проём между домами и углубилась в подворотни. Внимательно смотрела под ноги, обходя разбитый асфальт, и мысленно составляла диалог. Влажный ветер шуршал в кронах старых тополей, роняя жёлтые листья. В зашторенных окнах горели редкие огоньки. И как там Жорик, справляется ли?.. С тех пор как мы познакомились, призрак почему-то считал себя обязанным за мной присматривать. То есть активно лезть в мою жизнь и совать любопытный нос во все дела. А я разрешала, взамен нещадно его эксплуатируя. А что, близкие должны (быть использованы по назначению) чувствовать себя нужными.

Кыс нашёлся на высоченном тополе. Я быстро осмотрелась. Сталинские пятиэтажки, квадратный двор, заросший старыми деревьями, сломанные качели и разбитая песочница. На единственной скамейке с единственной же доской-сидушкой – знакомое клетчатое одеяло. И ни души. За исключением пары зеркальных «фар» меж густых ветвей.

– Кыс, сползай, – я положила на скамейку пакет с едой. – Дело есть, – и отошла, отвернувшись.

Позади меня завозились. Кыс частенько выбирал кошачий облик – говорил, так легче и затеряться, и ноги унести, и на жалость надавить, чтоб подкормили. Но я его видела и птицей, и змеем, и даже – по большим праздникам – человеком. Он, конечно, уверял, что может обернуться кем угодно, хоть слоном, но я подозревала, что массы тела ему хватит от силы на плюшевого слоника. И пес-кавказец – его потолок.

– Привет, Улька, – сиплый голос и шуршание пакета. – Я поем, а ты вещай.

Я села рядом и глотнула остывший кофе. Кыс же, укрывшись одеялом, залез в пакет, доставая беляши и бутерброды. Тощий и мелкий, едва ли мне по плечо, с плюшевым подшёрстком по всему телу, совершенно седой парень с рыжим родимым пятном на пол-лица, носом «уточкой» и умными зелёными глазами.

– Лучше бы сырого мяса принесла, – он недовольно скривился. – И как люди эту гадость жрут, а?

– Как они едят, так и ты съешь, – я пожала плечами. – Слушай, у меня времени в обрез...

И быстро пересказала случившееся. Предупредив, чтобы никуда не лез.

– А лучше вообще уезжай, – попросила я серьёзно. – Кыс, что-то затевается...

– ...и не только это, – он повёл длинными острыми ушами, быстро проглотил очередной беляш и достал из пакета минералку. – Не чуешь разве? У меня со вчерашнего дня шерсть дыбом. И в городе неспокойно.

– В смысле? – озадачилась. – Я сегодня с главами общин встречалась – никакого беспокойства. Излишнего. Из-за подставы «пауков» волнуются, конечно...

– Нет, Улька, нет, – Кыс сморщился. – Ты же видящая, неужто ничего подозрительного не замечала, а?

– Вообще-то... было видение, – я встряхнула бумажный стакан и с сожалением констатировала отсутствие кофе. От долгих разговоров ныли связки и хотелось пить. – Дай-ка глотнуть... Только Верховная сказала, ерунда...