То, что обер-ефрейтор Ешке из 18-й танковой дивизии пережил утром 1 июля в районе Борисова, было первым успехом советского генерал-лейтенанта Еременко. Введенные в бой по его приказу советские истребители использовали момент внезапности и сбили в общей сложности пять немецких машин за семь минут.
Однако дело не ограничилось пятью воздушными победами. Советские истребители в тот день атаковали непрерывно. Немецкие машины давали им отпор. Когда день склонился к вечеру, советские летчики добились впечатляющих успехов.
Воздушный бой продолжился 2 июля. Снова русские атаковали в соответствии с тактикой Еременко. Прилетели немцы. Опять разгорелось ожесточенное сражение в воздухе. Когда оно завершилось, Еременко поручил своему офицеру связи установить связь с Москвой. Через несколько минут ему ответил начальник Генерального штаба маршал Шапошников. Еременко рассказал о воздушном сражении. В тихом голосе Шапошникова появились несомненные ликующие нотки, когда он переспросил:
– Значит, вы говорите, шестьдесят сбитых самолетов, товарищ генерал-лейтенант?
– Так точно, товарищ маршал. Наши летчики в воздушном сражении над Бобруйском и Борисовом сбили шестьдесят немецких машин.
Шапошников сдержанно кашлянул:
– Вы абсолютно уверены, товарищ генерал-лейтенант?
– Совершенно уверен! Это абсолютно точные данные, товарищ маршал!
Хотя Борис Шапошников и передал информацию Еременко Верховному командованию Красной армии, он точно знал, что это сообщение об успехах будет воспринято скептически. И оказался прав. Поэтому небывалый успех советских летчиков в Бобруйске и Борисове так никогда и не был подтвержден официально. По-видимому, этому, с полным основанием, не смогли поверить.
Однако успех советских летчиков оказался недолговечным. Уже 3 июля немецкие истребители усвоили урок и настроились на новую советскую тактику. С тех пор советские самолеты то и дело падали с неба, пока у Еременко не осталось ни одного. Так у Бобруйска однажды вечером за несколько минут было сбито девять немецких самолетов.
Советские летчики сражались с фанатичной самоотверженностью. Даже в безнадежных ситуациях они пытались таранить немецкие машины. Падая, они пытались поразить цели на земле.
Генерал Неринг, командир 18-й танковой дивизии, сообщил о советском пилоте, который покинул свою подбитую машину на парашюте. Солдаты танковой дивизии бросились к тому месту, где, по их предположениям, должен был приземлиться русский летчик. Они хотели только помочь русскому, перевязать его, если тот был ранен.
Но русский пилот вытащил пистолет и направил его на немцев. Поняв, что сопротивление бессмысленно, летчик приставил пистолет к голове и спустил курок. Спустя несколько секунд его ноги коснулись земли. Он был мертв. Немецкий солдат смог только снять с русского личный знак.
Вскоре стало более чем очевидно, что новый человек принял на себя командование Красной армией на этом участке фронта, возле Бобруйска и Борисова. Русские сражались там с неостановимой решимостью. Они были готовы скорее умереть, чем попасть в плен.
Что же случилось?
Просто Еременко понял, что армия без души и цели совершенно беспомощна.
Поэтому он начал с того, что внушил офицерам одну идею. Сопротивление до последнего вздоха! Только сопротивление до последнего вздоха может спасти Советский Союз. Тот, кто сражается за сопротивление и погибает, является героем. Тот же, кто падает до того, как был сделан последний вздох, – бесчестный негодяй.
Эта идея вскоре нашла благоприятную почву.
Однако Еременко был не таким наивным, чтобы пытаться сдержать немцев только одной идеей. Он прекрасно понимал, что идея нуждается в поддержке живой силой и техникой.