– Фиг вам… Никого. Ну ладно. Я честно подождал. Если что – извиняйте, добрые живые, у меня времени и так мало. Воспитуемая! – Последнее уже адресовалось Синтии. – Из кабины брысь! Встань во-он там, в сторонке и гляди, как штурмуются запертые ворота.

Естественно, Синтия подчинилась. Досада ее и неудовольствие мгновенно улетучились, вместо них проснулось любопытство: что еще за хитрость из бездонного ведьмачьего арсенала решил продемонстрировать ей Геральт?

А Геральт дал локомотивчику задний ход, отъехал метров на сто, а потом под пронзительный свисток разогнал малыша-старичка. Расстояние между локомотивом и воротами стремительно сокращалось, а скорость сбрасывать Геральт и не думал.

Синтия похолодела. Неужели ведьмак вздумал протаранить ворота? Но как он намеревается перебороть естественный страх и чувство самосохранения пусть даже и прирученной машины?

За несколько секунд до столкновения Геральт шагнул из кабины на площадку, потом опустил ногу на лесенку и прыгнул в сторону от колеи. Кувыркнулся, перекатился и встал, словно прыгать с локомотива на ходу – самое обычное для него дело.

А потом бабахнуло. Левую створку сорвало с петель и она, ударившись о борт локомотива, отлетела в сторону. Правая створка брызнула щепами, покосилась, царапая о локомотивчик. Проскрежетала по железной крыше колючая проволока. Рядом с Синтией в траву шлепнулась щепка в локоть длиной – почему-то полуорка отметила, что с нее окончательно осыпалась краска. Локомотивчик пропал из виду, проскочил на территорию завода.

– Шахнуш тодд! – прошептала Синтия.

Ей вдруг стало нестерпимо жаль маленькую послушную «чмэшку». И одновременно в голове, будто части мозаики, состыковались несколько разрозненных мыслей, сложившись в простой и холодный вывод: ведьмаки используют все, что их окружает, для достижения собственных целей и при этом нимало не заботятся об окружении и никого и ничего не жалеют.

– Готово, – удовлетворенно сказал Геральт. – Гляди, путь свободен!

Путь являл собою покосившуюся правую створку в проеме ворот, чудом удержавшуюся на верхней петле, пустоту на месте левой, малость похожий на гигантского ежа клубок колючей проволоки на рельсах и клубящуюся вокруг пыль.

– Шевелись!

Сам ведьмак уже спешил к пролому.

Синтия, вдруг исполнившись холода и безразличия, направилась следом.

«Мне тоже предстоит стать такой, – подумала полуорка отрешенно. – Равнодушной и безжалостной. Если я хочу отомстить за Брид…

А хочу ли я?»

Какие-то три недели назад она не сомневалась в ответе на этот вопрос. А теперь вдруг усомнилась. Странное дело: ведьмак учил ее именно этому, холоду и безразличию, равнодушию и безжалостности. А привел едва ли не к прямо противоположному.

Не стоит врать себе, Синтия прекрасно понимала, что те же три недели назад ей в голову не пришло бы жалеть локомотивчик. Хотя бы потому, что она понятия не имела, как подобные механизмы устроены. А теперь знала, хоть общо и поверхностно – но знала. Выходит, знание ведет к милосердию? Абсурд ведь. Как может знание о жестокости вести к милосердию?

Или все-таки может?

– Ну не тормози, воспитуемая! Или ждешь, пока пыль осядет? Или пока на шум явятся заводские?

– Геральт, – спросила Синтия едва не сорвавшимся голосом, – скажи, тебе не жалко было локомотивчик?

– Мне? – переспросил Геральт. – Нет. Жалость вредит. Постарайся это запомнить.

Но при этом он так пристально посмотрел полуорке в глаза, словно пытался объять ее душу и мысли. В этом взгляде что-то определенно было. Но что? Одобрение? Надежда на то, что ученица правильно воспринимает науку?