– Нда-а. Удивили вы меня, господин Лисовский, – пробормотала я, когда сделала новый запрос и воочию убедилась, что это действительно правда. – Даже про сгоревший автомобиль написали все кому не лень, а об Алисе – молчок. Заткнуть все до единого СМИ да еще в такие короткие сроки – это надо было суметь.
Подумав об Алисе и невольно вспомнив о ее брате, я машинально улыбнулась. А следующим утром, бесцельно бродя по пустой квартире и продолжая упорно думать о необычном семействе, внезапно решила, что делать в воскресенье дома абсолютно нечего. Таращиться в телек было скучно, листать ленты в соцсетях лениво, валяться на диване противно. Так что я позавтракала, оделась, выскочила на мороз и, по-быстрому отчистив своего верного «жука» от нападавшего за ночь снега, снова направилась в клинику.
Уже подъезжая к воротам, я с сожалением подумала, что здесь, на окраине столицы, в одном из не самых престижных районах, нашему учреждению было не место. Уровень и качество медицинской помощи, которую мы оказывали, позволял претендовать на звание одного из лучших хирургических отделений города. Но верность традициям, необходимость скрывать свое существование от простых людей делало затруднительным переезд на более престижное место. А вечная нехватка средств, о которой я умолчала в разговоре с Лисовским и которая порой доводила до исступления нашего шефа, являлась тем камнем преткновения, который не позволял нам не только переехать, но и мешал расширить спектр оказываемых услуг.
Собственно, проходя мимо забора клиники, простой человек не увидел бы ничего, кроме заснеженного пустыря на территории бывшего детского садика, вход на который был перегорожен обычной металлической цепочкой и табличкой с надписью: «Готовится под жилищное строительство». Сколько таких пустырей было разбросано в столице, не сосчитать, поэтому сам факт их существования не вызывал ни у кого удивления. Другое дело, что, мельком глянув на табличку, любой прохожий мгновенно забывал о том, что ее видел. И, конечно же, у него и мысли не возникло бы туда зайти и проверить, а нельзя ли там чего-нибудь спереть.
Собственно, сюда даже бомжи не заглядывали – заклинание отвлечения внимания надежно предохраняло нас от непрошенных гостей. Ну а то, что раз в неделю по этой дороге носились «скорые»… так о них никто из жителей не помнил. И сирен не слышал – они звучали в том диапазоне, которое человеческое ухо было не в силах уловить. Помимо прочего, клинику оберегало огромное количество разнонаправленных заклинаний и специальная техника, не позволявшая посторонним просто так проникнуть в здание, так что я не лгала студентам, когда говорила, что о нас мало кто знает.
Кому надо – знают. В том числе, и особые бригады «скорой». А для остального города нас попросту не существовало. И в этом, как считал шеф, заключалась наша главная проблема.
Когда я зашла в реанимацию, Андрей Лисовский был там и довольно громко, с выражением, зачитывал сестре очередную главу из учебника анатомии. От дежурной медсестры я уже знала, что парнишка вчера ушел отсюда в девять и ровно в восемь утра уже стоял у входа в отделение. Но стоял тихо, скромно, не привлекая внимания. И терпеливо ждал, когда закончившая с утренними уколами медсестра заметит его и пропустит к Алисе.
Проверив мониторы и состояние повязок, я с удовольствием поболтала с детьми, отметила, что отек на левой стороне лица Алисы тоже почти спал, и под слегка опухшим веком уже показался симпатичный зеленый глазик, которого еще вчера не было видно из-за обширной гематомы. Говорить девочка тоже пыталась, но я посоветовала ей не спешить, и большую часть времени мы общались жестами, а Андрей, если требовалось, переводил.