– Да, лапуля, продолжай. – прошептал он, понимая, что совершает ошибку, но не может остановиться.

Завершив его страдания, девушка поднялась, стянула обтягивающие джинсы, узкие трусики и повернулась спиной, выгибаясь. Он вошел в Еву быстро, без прелюдий. Ее стоны разрывали тишину дикого парка. Синеглазка не позволяла ему себя поцеловать, дотронуться до груди или приласкать, хотя Быстров этого неистово жаждал. Дойдя до вершины исступления, они оба плюхнулись на холодную деревянную скамейку, спешно застегивая джинсы.

– Лучше тебе не лезть во все это, – сказала вдруг Ева, пока Никита доставал сигарету, – закончишь, как твой напарник.

– Тебя сейчас это волнует? – не понял Быстров, – мы только что…

– А что? Ты разве не этого хотел? – спросила девушка.

– Это было конечно прекрасно, но почему? Я думал, ты нос от меня воротишь.

– Я напилась, плюс у меня фиаско по всем фронтам, – сказала девушка, – но не думай себе ничего, я люблю только одного мужчину.

– И почему у меня чувство, что только что поимели меня? – спросил Никита, пока они шли обратно к машине, также молча и порознь.

Он довез девушку по указанному адресу, а когда повернулся, чтобы спросить телефон или имя, то она просто исчезла. Точно также, как и накануне. Быстров выругался себе под нос и с силой нажал на педаль газа. Оказавшись в своей квартире, Никита долго стоял под душем, пытаясь осмыслить события двух прошедших дней. Эта синеглазка завладела его вниманием, чуть не убила, а потом позволила себя отыметь. Ах да, еще дала очень важную информацию, которую некому было доверить. Быстров работал в органах достаточно долго, чтобы понять: правосудие – не самоцель. По сути, руководство уже закрыло это дело и было готово все склеить в единую красивую картину.

Выйдя на балкон, следователь выкуривал одну сигарету за другой, чувствуя, как его заполняет гнев. Если в состоянии Муратова виноват не Вуд, то кто? Синие глаза девушки и ее громкие стоны никак не выходили из головы, вызывая новый прилив возбуждения. Внезапно следователь вспомнил о звонке начальника. Что Ткачеву понадобилось в столь поздний час? Набирая номер майора, Быстров терзался мерзким, неприятным предчувствием.

– Быстров, где тебя носит? – голос начальства звучал обеспокоенно.

– Гулял, – соврал Никита.

– Твоего подозреваемого завтра выпускают, – сказал Ткачев.

– Какого хрена?

– Каин Вуд прислал своего адвоката. Как ты понимаешь, завтра этот человек будет свободен. Еще она требует снять обвинения с Братства. Думай, Быстров, ищи улики, иначе нашему отделению конец. И еще, Муратов очнулся.

Раны от любви, в отличие ран от пуль, никого не убивают, но и не заживают никогда.

© Альбер Камю

Пять месяцев спустя…

Утренний весенний ветерок ворвался в спальню через открытую дверь. Пять месяцев я провела в Японии, в доме семейства Хошимура. Открыв глаза, прогнала мрачные мысли, преследующие уже почти полгода, и прыгнула в душ. Свежая вода смывала больные ощущения неспокойного сна, заставляя сосредоточиться на предстоящем дне. Каждое утро я просыпалась, завтракала и шла на тренировку с Хару. За почти полгода постоянного общения мы сильно сблизились, можно даже сказать, стали друзьями.

Он оказался весьма веселым, приятным молодым мужчиной, хотя порой в разговоре промелькивала откровенная неприязнь к Каину. Что ж, его можно понять. Каждое утро, день и вечер я по миллиметру стирала образ властного хозяина клуба «Venefica» из головы. Обида, которую он нанес мне, кровоточащей раной отпечаталась на сердце. Ночь была тем временем, когда она открывалась и не позволяла полностью забыться. Не знаю, пропадет ли эта боль когда-нибудь полностью. Юки стала мне настоящим другом, почти сестрой. Вопрос о том, кто они такие, я похоронила глубоко в душе, ведь это уже казалось неважным.