Я коротко кивнула и поспешила придвинуть притаившийся у двери стул к кровати.

– Ты как? – участливо поинтересовалась я, пристально ее разглядывая.

Та хоть и была излишне бледна, выглядела вполне бодро. Даже смогла собрать волосы в привычную высокую прическу.

– Нормально, насколько это возможно, – отмахнулась от вопроса бабушка и неожиданно строго посмотрела на меня. – Виктория, я хочу услышать честный и подробный рассказ о том, что произошло в квартире после моего отъезда.

Ощутила себя ребенком, которого застукали за проказой. Очень хотелось соврать, лишь бы избежать наказания, но…

– Ты только не нервничай, – мягко начала я. – Доктор сказал, что это вредит терапии…

– Вика-а, не юли, – с угрозой поторопила бабуля.

– Ведь главное, что с нами все хорошо, – бодро выдала я еще одну гениальную фразу.

– Викто-ор-рия! – рявкнула Маргарита Петровна, окончательно потеряв благодушие.

А один из приборов, от которого к больной тянулись проводки, тревожно замигал.

«Как же трудно признаваться!» – я мысленно отчаянно взвыла. Но деваться было некуда. Нервировать родственницу было чревато. Поэтому я виновато посмотрела на нее и сбивчиво начала тараторить:

– Я хотела посмотреть какие у тебя есть книги, поранилась об одну. Взяла ее полистать, а из нее выпал листок. Он порвался. Потом мне позвонил Александр, сказал, что ты в больнице. Но меня к тебе не пустили. Дома уже поджидал демон, он не стал меня убивать. Я не понимаю, что происходит. И еще… я случайно взорвала люстру.

– Взорвала? – искренне удивилась бабушка.

Правильно говорят, что запоминается всегда последняя фраза!

– Угу, – покаянно кивнула я. – Руками махнула, и ее в дребезги разнесло.

– Наконец-то, – радостно выдохнула родственница и широко улыбнулась, чем меня сильно удивила. – Я всегда знала, что ты настоящая Серебрякова, и ведьмин дар в тебе обязательно проснется! – но тут же горько усмехнулась и закончила: – Только не думала, что это обернется такой ценой для меня.

– Я куплю новую люстру, – жалостливо заверила я старушку.

– Да причем тут люстра! – взмахнула та недовольно рукой и, покосившись на дверь, тише добавила: – Я про печать говорю. Листок насколько поврежден?

Я нервно кашлянула и честно призналась:

– С одного бока разорван наполовину. – Пока бабушка равномерно вдыхала и выдыхала, я решила осторожно поинтересоваться: – Мне надо с ним что-то сделать? Может, как-то избавиться?

– Не смей даже думать об этом! – шепотом воскликнула родственница. – Печать должна быть нерушима, несмотря ни на что!

– Хорошо-хорошо, – быстро заверила ее я, с тревогой глядя на сильнее запиликавший подключенный к руке бабули прибор.

Бабуля недовольно поморщилась, но ничего мне не сказала по этому поводу, просто так же тихо продолжила допрос.

– Ты что-нибудь обещала демону?

– Нет, – в тон ей проговорила я. – Это он мне предложил исполнить одно желание за освобождение. Я попросила жизнь.

– Молодец, – окончательно успокоилась она.

– Бабуль, – я растерянно посмотрела на нее и меня прорвало: – Что вообще происходит? Почему ты мне ничего не рассказывала? А мама с папой, они знают? Демон сказал, что это ты его запечатала. Но как? Вообще, откуда он взялся? И что мне делать дальше?

– Ничего не делай и никому об этом не рассказывай. Это тебя абсолютно не касается, – сказала, как отрезала бабушка. – Печать не трогай. И сегодня же возвращайся к родителям. Я сама во всем разберусь. А когда придет мой срок, получишь мою квартиру и продолжишь спокойно жить.

– Спокойно?! – я даже на ноги вскочила от возмущения. – Ты себя слышишь?!