В Междуземье такой цвет волос лишь у пророков. Своего рода клеймо или метка обладателя дара предвидения. Кроме пророков, данная особенность присуща некромантам. Алвис — прямое тому подтверждение. Со временем, их волосы утрачивают привычный цвет, становятся белыми, словно покрываются инеем. Это темная магия высасывается из них все соки, смывает с лица краски жизни.
— Моргана, мы можем использовать твое преображение в своих интересах! — не унимался мой фамильяр.
Я молча слушала его, глядя на водную гладь. Одинокая рыбешка вильнула хвостом и отражение исказилось, словно его разрезали надвое. Впрочем, моя жизнь уже давно поделилась на «до» и «после».
Фердинанд прав. Я должна взять себя в руки. Метаморфозы, произошедшие с моим телом — не проклятье, а дар. В Междуземье ищут болотную ведьму с угольно-черными волосами. Мой новый облик поможет мне не стать легкой мишенью. Если повезет, то он убережет мою жизнь от тех, кто жаждет безграничной власти. А если нет… то хотя бы позволит выиграть немного времени.
Продолжили путь мы ближе к полудню, когда солнце повисло над макушками сосен, отмахивающихся от него колючими лапами. Влажное, но чистое платье охлаждало кожу. Вымытые волосы я заплела в косу, которую уложила вокруг головы в традиционную прическу, характерную для пророков. Привыкнуть к их новому цвету оказалось проще, чем я могла себе представить.
— Знаешь, Моргана, — сказал Фердинанд, перебираясь через сухое поваленное дерево, — возможно, изменения, произошедшие с тобой в жуткой хижине, вовсе не случайность. Если мне не изменяет память, твоя мать жила среди пророков и…
— Нет! — оборвала я речь моего фамильяра. Воспоминания о семье в последнее время лишь раздражали, пробуждали неконтролируемую злость. — У меня нет матери, Ферди. Есть лишь бабка. То есть была…
— Глупо отмахиваться от своего прошлого, Моргана, — проворчал жаб.
Я и сама это понимала, но поделать ничего с собой не могла. Когда мне было всего пять лет от роду, я навсегда лишилась материнской любви. Самый близкий и родной для меня человек, ни лица, ни имени которого я уже и не помнила, предал меня. Мать вручила меня болотной ведьме, посетившей поселение пророков в тот день, когда родительницу выгнали из хозяйского дома. Уж не знаю, хотела она меня уберечь от мучительных скитаний по Междуземью и даровать могущество, или желала просто сбросить с плеч тяжкий «груз», что ей, не имея крыши над головой, нужно было кормить и воспитывать.
— Смотри! — Фердинанд прервал мои размышления.
Я посмотрела вдаль, скользя взглядом меж высоких сосен-великанов. По грунтовой дороге медленно ехала повозка, груженная тюками сена. Молодая гнедая лошадь, запряженная в телегу, перебирала ногами, так и норовя пуститься вскачь. Видимо темп езды, выбранный возницей, ей не пришелся по душе.
Я поспешила вперед, ловко маневрируя между деревьями. Еще немного и лес останется позади.
— Поторопись, болотница, — квакал жаб у меня за спиной, стараясь не отставать. — Пешие прогулки меня изрядно вымотали! Дальше на своих четырех я не пойду! — заявил фамильяр, крича мне в след.
Я и сама устала от продолжительной ходьбы. Ноги словно налились свинцом, тело будто бы одеревенело.
— Веди себя тихо, — бросила через плечо. — Боюсь, что если он увидит говорящую жабу, нас привяжут к повозке за ноги и потащат волоком!
Фердинанд недовольно фыркнул, но перечить не стал. Свою зеленую пупырчатую шкурку мой маленький друг ценил превыше всего.
— Постойте! — прокричала я, выбираясь на дорогу. — Остановитесь же! — замахала руками вслед удаляющемуся от меня транспорту, закашлявшись от облака пыли, что подняла груженная телега.