Я вспомнила свое последнее приказание амфиптеру и замерла. Даже возникло желание срочно связаться с Егором и предупредить, но тут же и прошло. Нафига? Предупредить? И себя же тем и спалить еще больше. Не то что бы я боялась выглядеть в его глазах еще хуже. Куда еще? Я и так убийца его драгоценного шефа, что всего лишь и хотел меня в рабстве держать и ради живой водицы для своего исцеления народу сколько положить не пожалел. Но по итогу все равно: я плохая подлунная убийца, Филлимонову — посмертные почести наверняка, как заслуженному работнику органов, а для Волхова я навеки запятнана кровью.

Ну и не плевать ли мне, если он догадается, что гадина отправилась на тот свет не без моего участия? Должно быть плевать, но… нет.

— Фанирс! — громко позвала я. — Фанирс, призываю тебя!

— Вот, опять его. Напомнил… — забубнел Алька, а вот амфиптер так и не появился.

— Фанирс! — повысила я голос, но тут сзади раздалось покашливание.

Обернувшись, я увидела домового, что невесть откуда взялся за моей спиной и теперь топтался, мрачно зыркая. Открыла рот поздороваться, но тут же и осеклась, памятуя слова слуги. Просто повелительно кивнула, предлагая говорить.

— Здрава будь ныне и всегда, хозяйка! — забасил бородатый карлик. — Чтоб враги твои все сгинули! Чтобы казна твоя прибывала беспрестанно!..

— Так, ты чего вылез-то с речами своими, полено темное?! — тут же ревниво встал между нами Алька. — Сроду больше двух слов не вытянешь, а тут разговорился, глядите.

— У меня сообчение, — не смутился грубостью домовой.

— Здравствуй и ты, Никифор, — я аккуратно отодвинула ступней делового Альку. — Говори, что у тебя.

— Кхм… сообчение, значится, от змея нашего, — произнес он своим обычным басом и вдруг зашептал, знакомо растягивая шипящие: — Не являюс-с-сь я под очи твои, хоз-с-сяйка, потому как боюс-с-сь гнева твоего з-с-са мое ос-с-слушание невольное.

— Чего? моргнула я.

— Слова его передаю, — нахмурился еще сильнее Никифор, явно начиная сердиться.

— Дак ты нормально говори, вот же королобый, Луна нас сохрани! — влез Алька, но на этот раз я его одернула.

— Перестань обзываться! Своих не обижаем, ясно?

— Так я же… — тут же сделал умильные глазки кота из Шрека слуга, но я уже вернула внимание домовому. А тот посмотрел на меня из-под кустистых бровей как-то по-другому что ли и продолжил. — Мается он там в подвале, значится, прячется от тебя, хозяйка, потому как приказ твой не выполнил. Врагиню твою не загубил, как было велено.

— Эм… — запнулась я. — Ну и хорошо тогда. Отменяю я приказ. Пусть выходит. Мне сказать ему кое-что нужно. А она пусть живет. Полезет если к нам — убьем. — Во как запросто у меня такое выскакивать стало!

— Никак не можно, — домовой переступил с ноги на ногу и покачал кудлатой головой.

— Конечно не можно! — поддакнул Алька. — Как это пусть выходит просто так? А наказать?

— Алька, прекрати! — уже строго прикрикнула я.

— Никак не можно, — повторил как заведенный домовой. — Не живет врагиня. Сама себя порешила.

— А… — я зависла, не зная, что и сказать, но после секундного раздумья с облегчением махнула рукой. — Да и к лучшему все. На нас греха нет, и опасности от нее нет. Забыли все. Зови Фанирса.

Жалко мне ее? Молодую, красивую женщину? Больную на голову садистку! Жертву, попавшую под влияние коварного мужика, которому на нее было плевать? А она бы меня пожалела хоть на секунду? И если у самой не было бы изначально дерьма внутри, которое Филлимонов романтично окрестил внутренними демонами, то разве стала бы его подельницей, даже будучи любовницей? Вот я бы стала? Очень вряд ли. Есть же границы. Хотя… я же одну из них и пересекла, пусть и не видела другого выхода. Все! Забиваю!