- А я тебя так просто убью. Сейчас. Ну или попозже – если не найдем. – равнодушно пообещал Тат. – Так что жить хочешь – греби и нюхай!
Астем насупился еще больше и оттолкнувшись шестом, направил лодку к колышущейся вдалеке стене тумана.
5. Глава 5
Сейчас
Туман колыхался вокруг, будто стена из киселя – молочного, но с ягодами – потому что время от времени его расчерчивали яркие цветне прожилки: малиновые, оранжевые, чернично-синие… И тут же тонули в дышащей ледяным холодом непроницаемой белизне. Иппокризия обхватила себя руками за плечи, радуясь тому, что под рубашкой у нее тихонько пульсирует теплом гнилушка-огневушка.
- Зато цвет лица улучшится. – хмыкнул Татльзвум и в ответ на непонимающий взгляд Кризы очень серьезно пояснил. – Увлажняет, говорят, туман. Разлить бы по бутылкам – стоило б не меньше, чем заживляющая мазь на тертых мертволесских мухах.
- Мазью… на мухах… мертволесских… - только и могла повторить Криза. Мертволесские мухи – это болезнь, боль и смерть по всему Ирию, это… Какая еще заживляющая мазь?
- Отличная. – ответил Татльзвум – видно, последние слова она выпалила вслух. – Опухоли вытягивает. У нас тут много еще чего любопытного есть. – искушающе продолжал он. – И я даже дам тебе попробовать… если ты, конечно, сделаешь, что мне нужно.
- Я… Ты… - страдальчески пробормотала Криза и смолкла. Ну и что отвечать? Что она действительно понятия не имеет как вернуть ему драконий облик? И пусть убивает, Шешу с ним? Теперь, когда ей больше не грозила боль и издевательства, спокойно ждать смерти на рассвете не получалось: отчаянно, до слез, до крика хотелось жить! Кинуться на Татльзвума, молотить его кулаками, пинаться, орать: «Отпусти меня, слышишь, отпусти!» И он бы даже… отпустил. Если бы они сторговались. Криза ему – драконий облик, а он ей – то самое «много любопытного», которое упоминает так вскользь и небрежно, явно заставляя ее гадать: что же там еще такое? Только вот товара для этой сделки у нее нет: она разработала способ лишить дракона крылатого облика, но никогда не задумывалась как вернуть обратно. И от того пинаться и орать хотелось еще сильнее.
- Вот как… - прошелестело совсем рядом и Криза с испуганным вскриком отпрянула. Непонятно как, только что стоявший на корме Татльзвум оказался рядом – будто перенесся вместе со скользнувшей вдоль борта струйкой тумана. И теперь глядел на Кризу в упор жутко фосфоресцирующими глазами. – Значит, и правда не знаешь.
- Ты… Ты больше не похож на своего брата Айтвараса. – вдруг словно впервые увидев его лицо, выдохнула Криза. Через щеку Татльзвума тянулась белая ниточка шрама – раньше ее не было. Еще один шрам красовался в углу глаза, и третий – на виске. – А как же заживляющая мазь на мухах?
- Ну знаешь, за пять дней – по-моему, неплохой результат! – возмутился Татльзвум, проводя кончиками пальцев по лицу.
- Пять… - непонимающе начала Криза и вдруг вскинулась. – Ты хочешь сказать, что эти шрамы ты получил пять дней назад? Пять? Врешь!
- Обвинять во лжи истинного дракона Лун, сына Матери нашей Владычицы? – прошипел Татльзвум так знакомо, что Криза вздрогнула. – Не много ли на себя берет человечка, из милости принятая в Пещерах?
И вот тут Криза поняла, что с нее довольно.
- Милоссссти? – зашипела она в ответ. - Я – принята в Пещерах из милости? Как же ты мне надоел, Татльзвум Ка Рийо, со своим безголовым высокомерием! – она вскочила, узкий челнок резко качнулся, едва не черпая бортами туман, Татльзвум зашипел, но Кризе было все равно. – Как ты мне невозможно, до тошноты, надоел за последнюю сотню лет! Да в ваших Пещерах жить нормально начали только после того, как я к вам перебралась! До этого вас или никакой Зевсовой молнией не прибьешь, или… сразу – брык! – и хвосты откидывали от любой болячки! Шешу тебя дери, я – Иппокризия, дочь Гиппократа, пра-правнучка бога врачевания Асклепия! Вот этими самыми руками я вылечила тысячи… десятки тысяч… людей… и драконов… и других существ! Я создавала больницы... в двух мирах! И основывала монастыри… и дружила с герцогами, и королями, и… да на мне даже проклятье – и то от богини! И чтоб змееныш, на котором еще скорлупа толком не потрескалась, смел меня оскорблять?!