– Кто это? – с любопытством спросил следователь, не сдержав усмешки.

Женя на кассете прыгала и пела, с невероятным задором расставаясь поочередно с предметами своего нехитрого туалета.

– Выключи! – велел Ярославский, шаря рукой по кровати в поисках пульта. – Немедленно! Ну? Чего ты тянешь? Я же ясно сказал: выключи!

Карпенко послушно остановил запись.

– Фу, я даже вспотел, – признался следователь. – Если я не ошибаюсь, это ваша племянница, – наконец-то догадался он.

– Моя, – с трудом выговорил Ярославский и, повернувшись к Карпенко, сердито сказал: – Я тебя уволю! Я ведь просил узнать, все ли с ней в порядке. Как ты мог пропустить такое?

– Да я…

– Давайте сюда того человека, которого вы поймали в саду, – велел следователь.

– Я что-то ничего не понял, – потер лоб рукой Ярославский. – Кассета не имеет никакого отношения к похитителям. Значит, о моем сыне опять ничего. Но как исчезновение Жени связано с этой записью?

– Ну, нет еще уверенности в том, что она действительно исчезла, а не ушла по доброй воле. Возможно, она предвидела, что кассету принесут утром, и спряталась.

– От кого?

– От вас, Георгий Николаевич! Ведь для нее это стыдная запись.

– Представления не имею, как могло с ней такое произойти. Женя – скромная девушка! – принялся оправдываться Ярославский.

– Скромных подловить легче всего, – вздохнул следователь.

Тем временем в комнату привели Пончика, который от страха сильно напрягся и мелко дрожал. Надо было добыть денег каким-нибудь другим способом. И как теперь выпутываться?

– Кто сделал видеозапись? – без предисловий спросил его Ярославский.

– Не знаю, – быстро ответил Пончик. – Я только принес. За деньги. Я передатчик. Ну, то есть не в смысле приемник, а в смысле – курьер.

– Рассказывай все сначала, – велел следователь. – И учти: мы расследуем похищение человека. Это тянет… знаешь на сколько?

Пончик раскололся через полчаса после активного вмешательства Карпенко, который взял его в кладовку для приватной беседы.

– Да не похищал я ее! Это она ко мне лезла! Пьяная она была в дым! Осталась у памятника Пушкину!

– Я точно вам говорю: она у Лаптева, – шепотом произнес Карпенко, наклоняясь к самому уху Ярославского. – Зря вы волнуетесь.

– Ты туда звонил?

– К телефону никто не подходит. Но я знаю, что говорю!

– Ты мне уже много чего наговорил, – недовольно ответил Георгий Николаевич и снова воззрился на Пончика, держащегося за ребра. – Зачем запись сделал?

– Хотел денег слупить! – Пончик до сих пор не выдал, что работает на пару с партнером.

– Сколько?

– Две штуки баксов.

– Теперь я понимаю, почему она сбежала, – хлопнул себя ладонями по коленям Ярославский. – Если бы она попросила у меня такую сумму, я бы начал допытываться, для чего. Впрочем, у нее могло что-то скопиться…

– Она сказала, что у нее нет денег, – быстро добавил Пончик. – Сказала, что ей не платят зарплату и она для того, чтобы купить нижнее белье, подрабатывает в магазине уборщицей.

Следователь с трудом сдерживал ехидную усмешку, Карпенко вообще не подавал признаков жизни, сам же Ярославский покраснел, словно вареный рак.

– Не может быть, – с трудом выговорил он. – Моя племянница работает уборщицей?! Но зачем?! Она никогда, ни разу не просила денег! Работать уборщицей при моих-то доходах!

– Она сказала, – поспешно облизал губы Пончик, – что вы ее не любите. А без любви ей, мол, ничего не надо.

На глазах следователя и Кости Карпенко разыгрывалась большая человеческая драма. Ярославский менял цвета, словно хамелеон, попавший на дискотеку. Из красного он стал белым, потом серым, потом зеленым, после чего пошел пятнами.