Прошел час, мулы брели по дороге, низко опустив головы, встречая лбом западный ветер. Снег усилился. Каталина свернулась клубком под одеялами, прижав к животу уже остывший камень, нырнув с головой под меховую полость. Ноги совсем окоченели, в прорези занавесок врывался ветер, и то и дело она ежилась от его ледяных укусов.
Вокруг мулов с носилками, в которых заживо замерзала Каталина, гарцевали всадники, перекрикивались, посмеивались над погодой, предвкушая, как плотно поужинают, когда доберутся в городок Бурфорд. Казалось, голоса их доносятся откуда-то издалека. От холода и усталости Каталина проваливалась в сон.
Из тяжкой дремоты она выбралась, когда паланкин опустили на землю и раздвинули занавеси. Волна холодного воздуха ударила в лицо, она недовольно вскрикнула и накрылась с головой.
– Инфанта? – забеспокоилась донья Эльвира. Дуэнья, ехавшая на своем муле, ничуть не замерзла. – Благодарение Богу, наконец мы на месте!
Каталина не шевельнулась.
– Что такое? – раздался голос Артура. Он видел, что носилки опустили на землю, что над ними склонилась дуэнья. Видел, что груда тряпья и мехов в носилках не подает признаков жизни. Мелькнула неприятная мысль, что принцесса, может быть, заболела. Мария де Салинас бросила на него укоризненный взгляд. – В чем дело?
– Все в порядке, – выпрямилась донья Эльвира, заслонив собой паланкин и Каталину. Принц соскочил с лошади и направился к ним. – Принцесса просто уснула. Сейчас она приведет себя в порядок.
– Я хочу ее видеть.
Уверенной рукой принц отстранил дуэнью и встал на колени перед носилками.
– Каталина, – тихо позвал он.
– Я замерзла, – тоненьким голосом отозвалась она, подняла голову, и он увидел, что лицо у нее белое как снег, а губы посинели. – Я т-так з-замерзла, что умру, и тогда ты будешь счастлив. Похоронишь меня в этой ужасной стране и женишься на какой-нибудь глупой, толстой англичанке… а я никогда, никогда не увижу… – И залилась слезами.
– Каталина! – пробормотал он в изумлении.
– Никогда не увижу матушку… Но она поймет, что ты замучил меня в своей ужасной стране…
– Я тебя не мучил! – взвился он, совсем не думая о том, что вокруг люди. – Ради бога, Каталина, это не я!
– Ты жестокий, – посмотрела она ему прямо в глаза. – Ты жестокий, потому что…
Но ее залитое слезами, несчастное белое лицо было красноречивей всяких слов. Сейчас она была такой же, как одна из его сестер, когда ее отчитывала бабушка, мать короля. Сейчас она выглядела не как оскорбительно надменная задавака, испанская принцесса, а совсем как девочка, которую довели до слез, и принц понял вдруг, что до слез ее довел именно он. Это он заставил ее весь день ехать в холодных носилках, в то время как сам гарцевал и радовался тому, что ей плохо.
Он отыскал в тряпье ее маленькую ледяную руку. Виновато поднес голубоватые пальчики к губам, поцеловал, а потом принялся греть их своим дыханием.
– Прости меня Господь! Я забыл, что я муж. Да я и не знал, что такое быть мужем. Даже не понимал, что из-за меня ты можешь заплакать. Никогда больше не допущу этого.
Она сморгнула. Голубые глаза плавали в непролитых слезах.
– Что?
– Я был не прав. Я злился, но был не прав. А теперь позволь, я отнесу тебя в дом, мы согреемся, и я повинюсь и скажу тебе, что всегда буду к тебе добр.
Она сразу затрепыхалась в своих покровах, и Артур откинул полость, помог ей освободиться. Окоченелую, ее не держали ноги. Не обратив внимания на сдавленные протесты дуэньи, Артур подхватил жену на руки и, словно новобрачную, перенес через порог замка.