– Масло, – подсказала его подруга. – Косметическое масло. У тебя до сих пор руки пахнут, и на свитере жирные пятна.

Девушка подошла незаметно и встала рядом. Она почти успокоилась, только дрожала от холода.

– Почему вы так думаете? – спросил Соловьев.

– Тут думать нечего. – Девушка закурила. – Это очевидно. Маньяк, он и есть маньяк. Они всегда сочиняют что-нибудь оригинальное. Для них убийство это перформанс. Творческий акт. Произведение искусства, блин. А что, у вас есть другие версии?

Соловьев молча пожал плечами, перепрыгнул канаву, поднырнул под ленту ограждения. Свидетели остались стоять на обочине.

– Вот хрен они его поймают. Кстати, сейчас полнолуние. На маньяков луна действует очень сильно.

– А ты откуда знаешь?

– Книжки читаю.

Соловьев оглянулся. Свидетели стояли, обнявшись, и смотрели, как выплывает из-за тучи бледный, идеально круглый лунный диск.

– Здесь все кусты и ветки поломаны, – тихо заметил эксперт, – как будто ураган прошел.

Фонарный луч медленно полз по кругу.

– В такой темноте бесполезно, – сказал старший лейтенант Антон Горбунов, – надо ждать рассвета.

Соловьев ничего не ответил. Луч уперся в тонкий ствол молодой березы. Дерево покосилось, как будто его правда трепал ураган, пытаясь вырвать из земли с корнем. Соловьев вернулся к телу.

Сладкий запах ударил в ноздри. Действительно, похоже на карамель или жвачку. Надо было вылить всю бутылку, чтобы так пахло. Пустая пластиковая бутылка валялась тут же. На этикетке улыбался младенец, завернутый в розовое полотенце. «Беби дрим». Масло после купания. Пятьсот миллилитров. Такие продаются во всех аптеках. Соловьев заметил, что крышка на месте, завинчена, и подумал, что отпечатки скорее всего стерты. Убийца аккуратист.

Луч скользнул по руке с ярко накрашенными короткими ногтями.

– Училась, – пробормотал Соловьев, – наверное, хорошо училась.

– Почему вы так думаете? – удивился эксперт.

– Характерное утолщение на верхней фаланге среднего пальца. Такая мозоль бывает у тех, кто много пишет от руки.

«Вот тебе и первое различие, – подумал Соловьев, – у тех троих подростков пальчики были ровные, без всяких утолщений. Им не приходилось писать от руки. Они нигде не учились, иначе их бы обязательно кто-нибудь опознал».

– Стоп, а это что тут у нас? – Соловьев осторожно отогнул пучок сухой прошлогодней травы.

«А вот и второе различие. Впрочем, это может оказаться случайностью. Не стоит пока делать никаких выводов».

– О боже, – выдохнул эксперт и подцепил пинцетом голубую прозрачную соску-пустышку.

На секунду все замолчали. Стало тихо, и от тишины как-то особенно холодно. Руки в резиновых перчатках заледенели. Соловьеву показалось, что где-то далеко щебечет одинокая птица. Не могло быть никаких птиц, кроме ворон, сейчас в этом лесу, в начале апреля, в заморозки. Однако щебет не умолкал. Дмитрий Владимирович медленно пошел на звук, прощупывая фонарным лучом каждый сантиметр.

Звонил мобильный телефон. Он валялся под деревом, симпатичный, ярко-розовый, с брелком – золотой туфелькой.

«Третье различие. Но все-таки почерк поразительно похож. Неужели опять он?»

Соловьев осторожно поднял телефон, нажал кнопку.

– Алло! Женя! Где ты? Алло! Что молчишь? Женя, доченька…

Хриплый женский голос шарахнул Соловьеву в ухо из маленькой трубки, как пулеметная очередь. Телефон пискнул и замолчал. Батарейка села.

Странник вернулся из царства света, где все ясно, в реальность, в вечную ночь, где ни черта не разберешь. Ему не хотелось возвращаться, но его выкинула наружу неведомая мощная волна, с которой не поспоришь. В царстве света он был спокойным и сильным. Он выполнил святую миссию. Спас ангела. Что же теперь?