, как назвал его Экхарт) схож с божественным Духом, который является Основой всего сущего, – или даже тождествен ему. Конечная цель человека, смысл его существования – это любить, постигать имманентную и трансцендентную Основу и становиться ее частью. И этого отождествления себя с духовным не-я можно достигнуть, только если «умереть» для своей самости и начать жить для духа.

Мы наделены свободной волей и можем связывать свое существование либо исключительно с нашим «я» и его интересами, считая его независимым от Духа и трансцендентной божественной Основы (и в таком случае мы будем либо обреченно бездействовать, либо действовать жестоко), либо исключительно с божественным внутри нас (и в этом случае мы будем святыми), либо, наконец, со своим «я» в одни моменты и в одном контексте и с духовным не-я в другие моменты и в других контекстах (и тогда мы будем простыми людьми, слишком ориентированными на божественное, чтобы заблудиться окончательно, и слишком эгоистичными, чтобы достичь просветления и абсолютного спасения). Поскольку человеческую жажду можно полностью утолить лишь через постижение Бога в единении и поскольку психофизическая составляющая способна на огромное количество переживаний, мы вольны ассоциировать себя с практически безграничным количеством всевозможных объектов – с чревоугодническими наслаждениями, например, или с невоздержанным употреблением спиртного, или с чувственными пороками; с деньгами, властью и славой; с нашей семьей, которую мы рассматриваем как свою собственность или как продолжение и проекцию нас самих; с нашим имуществом, нашими увлечениями, нашими коллекциями; с нашими художественными или научными талантами; с какой-то определенной особенно дорогой нам областью знаний, с каким-то завораживающим «особым предметом»; с нашими профессиями, с нашими политическими партиями, с нашими религиями; с нашими болезнями и недугами; с нашими воспоминаниями об успехах и неудачах; с нашими надеждами, страхами, планами на будущее; и, наконец, с вечной реальностью, внутри которой и посредством которой существует все остальное. И конечно, мы вольны отождествлять себя с несколькими предметами – последовательно или одновременно. Отсюда и появляется потрясающе невероятное сочетание черт, создающих сложную личность. И потому человек может быть одновременно искуснейшим политиком и простаком, обманутым собственными речами, может питать пристрастие к выпивке и деньгам, и не менее сильное пристрастие к поэзии Джорджа Мередита, и к несовершеннолетним девочкам, и к своей матери, к скачкам, и детективам, и к благу своей страны – и одновременно с этим тихо бояться Геенны огненной, ненавидеть Спинозу и прилежно ходить в церковь каждое воскресенье. Человек, рожденный с одним психофизическим складом, будет стремиться отождествлять себя с одним набором увлечений и страстей, в то время как обладатель другого темперамента выберет для себя нечто совершенно иное. Но мы не обязаны идти на поводу у этих стремлений (которые могут быть необычайно сильными, если такими они были изначально заложены). Люди могут сопротивляться им и доказывают это на деле, могут отказаться идентифицировать себя с тем, что было бы для них очень легко и естественно. И они действительно так поступают и могут стать – и становятся – лучше, иногда при этом полностью преображаясь. В этом контексте короткая статья «Как ведут себя люди в кризис» (опубликованная в недавнем выпуске «Харпер мэгэзин») весьма показательна.