– Сядь ровнее! Подбородок выше! Руки опусти! Не натягивай так поводья! Хочешь поскакать? Ладно, выпрямись и сожми ее бока пятками. Вот так! Хорошо!

Его радостное лицо превратилось в смутно белеющее пятно, а я уцепилась изо всех сил за подпрыгивающее седло, объятая страхом.

Совершенно самостоятельно я проскакала до конца аллеи и с триумфом остановила лошадь у террасы. Но аплодисментов не последовало. Мама скептически посмотрела на меня из окна гостиной, затем вышла на террасу.

– Поди-ка сюда, Беатрис. Ты очень долго отсутствовала. Отведите, пожалуйста, мисс Беатрис наверх, выкупайте и переоденьте ее, – сказала она, жестом подзывая няню. – Вся ее одежда должна быть выстирана. А то наша девочка пахнет как грум.

Они свергли меня с вершины блаженства, и глаза отца с сочувствием наблюдали за мной. Торопливо направившись к дому, няня неожиданно остановилась.

– Мадам! – обратилась она к маме, и ее голос дрогнул.

Они увидели, что все кружева моей юбочки запятнаны кровью. Быстро подняв ее, мама с няней обнаружили, что мои колени и лодыжки стерты до крови краями седла.

– Гарольд! – с укором произнесла мама.

Это был единственный вид упрека, который она себе позволяла. Отец приблизился и поднял меня на руки.

– Почему ты не сказала, что тебе больно? – спросил он, и его глаза сузились. – Я бы на руках отнес тебя домой. Почему ты мне ничего не сказала, малышка?

Мои колени болели, как будто их обожгло крапивой, но я ухитрилась улыбнуться.

– Мне понравилось скакать на лошади, папа. И я хочу снова поездить на ней.

Глаза отца заблестели, и раздался его глубокий счастливый смех.

– Сразу видно, что ты моя дочка! – воскликнул он в восторге. – Хочет опять скакать, ну как вам это нравится? Ты обязательно будешь ездить верхом. Я завтра же поеду в Чичестер и куплю тебе пони, и ты сразу же начнешь учиться верховой езде. Скакала, пока не сбила колени, и это в четыре года, а? Нет, это точно моя дочка.

Все еще смеясь, он повел лошадь на конный двор, а я осталась вдвоем с мамой.

– Мисс Беатрис лучше отправиться прямо в постель, – приказала она няне. – Она устала за сегодняшний день. Больше она скакать верхом не будет.

Разумеется, я снова и снова ездила верхом. Мама была воспитана в традициях женской покорности и послушания главе дома, и противоречить отцу она могла не больше чем полминуты. Спустя несколько дней после моей прогулки с папой, когда еще не зажили ссадины на моих коленях, мы услышали мягкий стук копыт по гравию и окрик «Эй!» у входной двери.

Когда я выскочила наружу, я увидела моего отца верхом на своем жеребце, наклонившегося к самому крохотному пони, которого я когда-либо видела. Пони принадлежал к новой дартмурской породе, его шкурка была темной и гладкой, как коричневый бархат, а черная гривка закрывала всю мордочку. Через секунду мои руки уже обвивали его крутую шею, а губы шептали что-то прямо ему в ухо.

Прошел еще один день, и няня подала мне крохотную копию женской амазонки, которую я стала надевать для ежедневных уроков верховой езды. Их давал мне сам папа. Никогда не учивший никого скакать на лошади, он стал заниматься со мной так же, как занимался с ним когда-то его отец. Я ездила по кругу на мягком лугу, чтобы было не так больно падать. Падение за падением в мокрую траву – и я не всегда находила в себе силы подниматься, улыбаясь. Но папа, мой чудесный папа, был терпелив как бог, а маленькая Минни имела добрый и мягкий нрав. А я, я была прирожденным бойцом.

Не прошло и двух недель, как я уже начала выезжать с папой верхом. Минни шла на длинном поводке позади папиного жеребца и казалась маленьким карасиком, пойманным на длинную удочку.