– …Вон те статуи над входом – это королева Анна и королева Мария, а внутри – Яков II и доктор Рэдклифф… А эти великолепные расписные окна в часовне в 1640 году создал Абрахам ван Линге, да, они очень хорошо сохранились, а Генри Джайлс из Йорка сделал витражи восточного окна… Сейчас не идет служба, так что можем заглянуть внутрь, следуйте за мной.

Внутри часовни Биллингс остановился у памятника с барельефом.

– Полагаю, вы знаете, кто это, раз уж вы студенты-переводчики.

Они знали. Робин и Рами постоянно слышали об этом человеке после приезда в Оксфорд. Барельеф был памятником выпускнику Университетского колледжа и широко признанному гению, который в 1786 году опубликовал основополагающий текст, определяющий протоиндоевропейский язык как язык-предшественник, связывающий латынь, санскрит и греческий. Сейчас этот человек был, пожалуй, самым известным переводчиком на континенте, если не считать его племянника Стерлинга Джонса, недавно окончившего университет.

– Это сэр Уильям Джонс.

Сцена, изображенная на фризе, показалась Робину несколько обескураживающей. Джонс сидел за письменным столом, закинув ногу на ногу, а перед ним покорно, как дети на уроке, сидели три человека, явно индийцы.

– Именно так, – с гордостью произнес Биллингс. – Здесь он переводит свод индусских законов, а перед ним на полу сидят несколько браминов, которые ему помогают. Думаю, только на стенах нашего колледжа изображены индусы. Университетский колледж всегда имел особую связь с колониями[21]. А вот эти головы тигров, как вы знаете, эмблема Бенгалии.

– А почему только он сидит за столом? – спросил Рами. – Почему брамины на полу?

– Ну, наверное, индусам так больше нравится, – ответил Биллингс. – Они любят сидеть, скрестив ноги, так им удобнее.

– Ну надо же, – сказал Рами. – А я и не знал.

Весь субботний вечер они рылись в глубинах бодлианских книжных шкафов. При поступлении им дали список для чтения, но оба, опьяненные внезапной свободой, забросили его до последнего момента. В выходные библиотека закрывалась в восемь вечера. Рами и Робин пришли без четверти восемь, но одного упоминания Института перевода, похоже, оказалось достаточно, потому что, когда Рами объяснил, что им нужно, библиотекарь разрешил им оставаться сколько пожелают. Дверь отопрут для ночного персонала, и они уйдут, когда будет удобно.

К тому времени, когда они отошли из стеллажей, нагрузив сумки тяжелыми книгами, перед глазами у них все плыло от мелкого шрифта, а солнце уже давно село. Луна вместе с уличными фонарями освещала город слабым, потусторонним свечением. Булыжники под ногами казались дорогами, ведущими в другие столетия. Быть может, Оксфорд эпохи Реформации или Оксфорд Средневековья. Они шли в пространстве вне времени, вместе с призраками ученых прошлого.

Дорога обратно в колледж занимала меньше пяти минут, но они сделали крюк по Брод-стрит и окрестностям, чтобы продлить прогулку. Они впервые гуляли так поздно; им хотелось насладиться ночным городом. Шли молча, не решаясь нарушить чары.

Когда они проходили мимо Нового колледжа, от каменных стен эхом отразился взрыв смеха. А свернув на Холивелл-лейн, они увидели группу из шести или семи студентов в черных мантиях. Судя по походке, они возвращались не с лекции, а из паба.

– Как думаешь, Баллиол-колледж? – пробормотал Рами.

Робин фыркнул.

Они поступили в универ всего три дня назад, но уже усвоили местные традиции и стереотипы относительно разных колледжей. Эксетер годился для джентльменов, но не для интеллектуалов; Брасенос славился пьянками и вечеринками. Соседние колледж Королевы и Мертон просто не принимались во внимание. Мальчики из Баллиола, которые платили за обучение в университете больше всех, наряду с Ориелом, были больше известны как транжиры, а не как усердные студенты.