- Етить колотить! – взвизгнул бармен, осознав проблему.

- Да, брат, ты завязывай с переработками, - я поспешил зайти за барную стойку. Но тот уже оклемался и принял человеческий вид, - Тебе бы поспать.

- Так я и спал!

- Ну ты извини, что я не зайцем. За услугу положено платить.

Он что-то пробубнил, достал тетрадку и назвал сумму. Наверняка не моего чека, но уже наплевать. Я скоренько бросил пару купюр на бар и подставил локоть молодой жене.

Васю не узнать. Она побледнела, постоянно озиралась по сторонам, ужасаясь снова и снова. Как ей удалось сохранить лицо – ума не приложу, но уже на улице, она наклонилась вперед, опираясь ладонями о колени. Девушка тяжело дышала, из ее груди вырвался стон. Я как дурак стоял рядом, даже ладонь к ее спине протянул, но не рискнул коснуться. Она слишком уязвима.

- Так ты не прекратила видеть, после его казуса? – Я спросил тихо и осторожно. В голосе прозвучала забота.

- Нет, это не прекратилось. Я и сейчас их вижу. Как будто в страшном сне…

- Ну, это так кажется. Люди для нечисти тоже не модельной внешности. Знаешь, к этому привыкаешь.

- Как? Я перестала понимать, кто молод, а кто старик? Кто живой, а кто нежить? Там у некоторых даже части тела нет.

Василиса наконец-то выпрямилась. Ее волосы вспушились, красиво рассыпавшись по двум сторонам от лица, а в зеленых глазах горел огонь возмущения. Как будто я ее не предупреждал насчет нового взгляда на привычный мир!

- Ты настоящая расистка! Не суди нечисть по внешности.

- Прекрати, Илья. Ты знаешь, что видеть трехрукую девушку или скелетообразного мужчину жутко.

- У пчелы пять глаз, - парировал я, - У паука восемь лапок, а у личинки стрекозы два сердца – в голове и в попе. Если бы у тебя было сердце в попе, то…

- Ой, хватит!

- Ты не боишься их, потому что привыкла. Не пугаешься жабр у рыбы, отсутствия ног у змей. Так же и с нечистью, духами, богами. К ним привыкаешь. Ты знала, что будешь видеть, так к чему же истерика?

Василиса сплела руки на груди, она плотно сжала губы и часто заморгала. От этого девушке стало неловко, и она подняла глаза к небу, чтобы побороть волну чувств. Да, я давил, уходил в шутки, но сейчас вспомнил себя в детстве. Когда впервые увидел черта. Отец притащил его домой. Спрятал в чулане и не велел открывать. Тот просил помощи, когда дома все спали. Слышал только я. Хотел открыть, но не смог… Смотрел через щель между дверью и полом. Тот был крохотный, черный, волосатый и с рогами… Что было дальше – не знаю. Мне не дали узнать судьбу пленника. Для маленького Ильи там был петух в мешке, которого отец собрался продать соседу и его непременно нужно было держать запертым. С тех пор я видел их среди живых. На улице, в магазине, в автобусе…
Тогда я плакал. По-детски много. Мне никто не верил.

Я подошел ближе, развел руками и приобнял Васю. Она не сопротивлялась. Задрожала. Толи от холода, толи от чувств. И тогда я решился сказать ей то, что нельзя говорить своим жертвам.

- Можешь довериться мне, если страшно. Я буду рядом, помогу привыкнуть.

- Не такой уж ты плохой, каком хочешь казаться, - прошептала она в ответ. Мы были в паре сантиметров друг от друга, всего один порыв и я мог коснуться ее мягких губ, мог нарушить отведенное пространство для дружбы и перейти в другие отношения. Внутри все горело, но я не мог позволить себе большее.

- Вызову такси, - голос прозвучал сдавленно. Я сделал шаг назад, - Нам нужно выспаться. Утром завтракаем с Волколаком.

Вася промычала в ответ, обняла себя руками. Мерзла. Я набрал номер телефона, продиктовал адрес и дежурным тоном доложил супруге о сроках ожидания.