- Почему не допускают? – тут же спросила я.

- Так они же – варвары, - очень искренне изумился Царёв. – Как можно брать их в расчёт?

- Смотри-ка, у вас и на высшем уровне деление на вершки и корешки, - процедила я сквозь зубы. – Ну, давай. Дальше рассказывай. Чем там занимается твой совет.

- Собственно, не сам он, - объяснил Царёв, - а особый отдел. Особисты.

- Да, слышала, - пробормотала я.

- Если на волшебника приходит запрос из Восточного совета, значит особь уже на контроле. Обычно таких долго на свободе не держат. Особенно, если они опасны.

- Я – опасна, по-твоему?! – развернувшись к нему лицом, я прижала к груди пухлый учебник по лекарским снадобьям.

- Ну… - протянул этот паршивец, - в какой-то мере – да. Ты – жар-птица. О них мало что известно. Последняя особь такого уровня была зафиксирована в середине 19 века. И с ней не очень всё хорошо получилось.

- Нехорошо? А что с ней получилось? – я позабыла про вещи и книги и встала перед Царёвым, уперев кулаки в бока.

Мажорчик много чего знал – наверное, подслушивал папочку. Но сейчас это пришлось как раз кстати. Почему-то я никогда раньше не задумывалась – какими были прежние жар-птицы? Как они жили, сохранились ли о них какие-то воспоминания, легенды?

- Точно я ничего не знаю, потому что все сведения об особях класса «Эс» засекречены, - признался Царёв, - но вроде как она сильно начудила, и Восточный совет наказал её.

- Закрыли в Особой тюрьме? – я навострила уши, вспоминая драгоценные яйца Фаберже из  коллекции ректора. Неужели, где-то в них томится моя предшественница? И что она такого натворила?

- Скорее всего, - кивнул Царёв. – Всем отступникам – только туда дорога.

Я молчала, обдумывая то, что услышала.

Отступники, неконтролирующие силу… В магическом мире явно не любили тех, кто не вписывался в общую систему. Значит, прежняя жар-птица нарушила правила и… попалась. А я… Сколько правил я нарушила?.. И если этот совет уже запрашивал обо мне, а ректор отказал…

Я вздрогнула, будто меня ужалила пчела, и спросила у Царёва, желая проверить догадку:

- Тебя вызывали на собрание Попечительского совета? Когда это было?

- На следующий день после пожара. Такие дела быстро решаются. Не успел ещё толком накосячить – а особисты уже всё знают.

- И… Кош Невмертич тоже там был?

- Конечно, был. Он меня туда и привез. Он же ректор «Ивы», его это напрямую касается.

- Что ты там говорил?

- Рассказал всё, как было, - он пожал плечами. – Что гуляли, выпили немного… Кто знал, что ты спиртное не перевариваешь? Кош Невмертич сказал, это на генетическом уровне, и раньше о таком известно не было. Василиса, я – честно! - не хотел тебя спаивать…

Он забормотал что-то покаянное, а я с размаху села на аккуратно застланную постель и несколько раз ударила кулаком в подушку, поставленную в изголовье «треугольником». Значит, пока я сидела дома, страдая с похмелья, Кош Невмертич притащил на заседание попечительского совета мажорчика Царёва, чтобы тот дал показания в мою пользу. Генетическая непереносимость спиртного… И этого раньше никто не знал… Стоп. А сказочка про Конька-Горбунка, которую читала мне в детстве бабушка? Там жар-птицу поймали, накормив пшеном, вымоченным в вине. На мне провернули почти тот же самый трюк. Если я знаю эту сказку, неужели, про нее забыл ректор? Или умышленно не вспомнил?

Выставить вон Царёва оказалось потруднее, чем избавиться от Анчуткина, но я справилась, а потом долго ворочалась в чистенькой, пахнущей морозной свежестью постели. Ворочалась и мучилась от угрызений совести. Как-то по-дурацки получается. Вернее, совсем не получается. Что же я за бомба ходячая? Почему от меня всегда одни проблемы? И ладно бы – проблемы у меня. Но я доставляю неприятности всем вокруг. Например, ректору.