Ленская…

Проводив Ольгу взглядом, я увидел актрису, стоявшую напротив меня и улыбавшуюся.

– Уже думала, твоя княгиня передумала тебя отпускать, – сказала Светлана. – Слишком цепко она тебя обнимала.

– Не поверишь, сказала, что желает мне нескучно провести время с тобой, – я поднял со скамьи школьную сумку, готовый следовать за актрисой.

– Тогда мне придется очень постараться, – сказала она, хитренько улыбаясь и поглядывая на меня так, что не осталось ни капли сомнений, что она постарается и какие будут эти старания. – Я сегодня на «Электре», – добавила она. – Папа проявил милость – вернул ключи. Только теперь мне нельзя возвращаться домой позже десяти. И еще нужно быть хорошей девочкой. Только не знаю, что это означает.

– Ты очень хорошая девочка, можешь так и передать папе, – я поцеловал ее в губы, взял за руку, мы вышли из школы и направились к стоянке.

К театру Эрриди – большому краснокирпичному зданию, занимавшему значительную часть квартала в Печатниках – мы подъехали со стороны Новобронной. Отсюда до главного театрального входа и до служебного нам пришлось бы пройти намного дальше, чем от площади Лицедеев, но Ленская объяснила такой выбор парковки тем, что с той стороны здания места почти всегда заняты. Не выходя из эрмимобиля, я вошел в сферу второго внимания, и просканировал пространство на возможные угрозы. Здесь вроде бы все было спокойно. А вот интуиция что-то мне нашептывала. Что-то было не так, но я пока не мог понять, что именно – слишком тих был во мне голос моего невидимого стража. Неприятное чувство чьего-то присутствия или слежки, я начал испытывать с того момента, как мы отъехали от школы. Особо оно усилилось, когда мы на полной скорости мчались по Верховой. Я даже оглядывался, пытаясь распознать, нет ли за нами хвоста с братьями Гришко в салоне. Но нет, хвоста не было или он держался на почтительном расстоянии. И уже за мостом в Печатники я понял, что интуиция указывала на присутствие чего-то нежелательного вовсе не в физическом мире. Нечто этакое имелось на тонком плане, при чем в непроявленной форме. Гера? Аполлон? Ответа нет, есть лишь тревога.

– Саш, ты чего? – Ленская закрыла двери эрмика и с непониманием посмотрела на меня. – Нравится наш театр?

Актриса подумала, что я стою, задрав голову, разглядывая фасад. Фасад с этой стороны ничем примечательным не выделялся: относительно высокое здание из красного кирпича постройки примерно тридцать девятого века, то есть ему примерно лет четыреста. Стрельчатые высокие окна, под выступающим карнизом черный фриз с изображением мифологических существ западной культуры, большей частью горгулий и грифонов.

– Да, интересное здание, – сказал я, при этом сканируя пространство вокруг. И следовало бы, наверное, сейчас закрыть глаза и полностью перенестись на тонкий план, но не хотелось утомлять Светлану тем, что ей показалось бы чудачеством. – Идем, – сказал я, на всякий случай активируя в левую руку магический щит.

– Я тебя в гримерку и раздевалку не поведу. Хорошо? Не обижайся, там я не одна и много капризных особ – могут возмутиться, – предупредила она по пути.

Не доходя до площади, мы свернули, прошли под аркой, соединявшей театр с жилым зданием, и вошли через служебный вход.

– Он со мной, – сказала Светлана двум парням в длинных черных кафтанах, вооруженных шпагами, скорее всего бутафорскими.

Мы поднялись по гранитной лестнице, ограниченной резной балюстрадой, прошли длинным, подсвеченным тускло-золотистым светом коридором с рельефами позднеримской эпохи. Вообще, театр производил величественное, но мрачноватое впечатление и, казалось здесь в самом деле можно встретить вампиров. Ленская всю дорогу рассказывала мне о Эрриди – основатели театра, бежавшим из Рима от гонений на лицедеев, развернувшихся в ту эпоху на италийских землях. Я актрису почти не слушал, держа большую часть внимания на тонком плане, который меня все больше беспокоил.