Наконец справившись со всеми намеченными делами, я снова вернулся к магическим практиками. Еще часа полтора качал «Лепестки Виолы». Да, это мало, но наскоком такие вещи не делаются, уже через час наступает усталость и выгорание. Второй подход я решил сделать перед сном, а пока переключил внимание на создание нового шаблона. Взял за основу свою старую наработку «Лорепалх Куил», что в переводе с лемурийского «Маска Лжеца». Не буду себя нахваливать, но эта магия доступна далеко не всем. Она сложна тем, что опирается на множество тонкостей и предельно развитое внимание второго уровня. Суть «Маски Лжеца» в том, что маг, глядя на какого-либо человека или его детальны портрет, создает образ этого человека и сохраняет в магической заготовке. При активации «Маски Лжеца» маг как бы натягивает на себя образ того человека, и становится весьма похож на него. Чем выше уровень мага и его опыт, тем точнее передается взятый за основу образ. Стопроцентной точности добиться вряд ли кому удаться, но в далеком прошлом я много раз баловался «Маской Лжеца». Превращался даже в короля Геумура Четвертого, по его же тайной просьбе, чтобы предотвратить готовящееся на него покушение. Правда тогда вышла небольшая оказия, пришлось переспать с милейшей супругой Геумура, и не было в том моей вины, поскольку случившееся – всецело инициатива королевы.

На самом пике нашей страсти, я потерял контроль и образ короля с меня слетел. Королева была потрясена, возмущенно заохала и бурно кончила подо мной. Да, забавное было время! Король узнал о случившемся, сокрушался, говорил, что лучше бы он погиб от руки наемного убийцы, чем такой позор. И, сжигаемый разыгравшимся гневом, хотел казнить меня. Но обошлось. Да и как бы он меня казнил, я бы просто покинул дворец, и Геумура остался бы без придворного мага. А жена его, королева Сельвистра – огонь женщина. Потом оказывалась в моей постели много раз, и с ней я больше не играл в образы.

Ладно, это лишь яркие моменты давно минувших дней – дней вовсе не этого мира. Сейчас иные времена и иные задачи. Переделав шаблон «Лорепалх Куил» и протестировав его взаимодействие с эрминговыми потоками, я понял, что для этого мира он слишком сырой и потребуются значительные корректировки. Затем я вернулся к прокачке «Лепестков Виолы». Спать лег около полуночи, слыша, как вернулась от Евстафьевых мама. Кажется, она пришла чем-то обеспокоенной – это я научился понимать по ее быстрым, порывистым шагам.

За Айлин я забежал в этот раз вовремя. Когда подходил к ее дому, она только вышла на ступеньки. Узнав, что после школы я сразу сбегу и не уделю ей времени, госпожа Синицына расстроилась. Хотя я предупреждал об этом вчера, Айлин все равно надеялась, что я смогу выкроить на нее время. Но как его выкроить, если сегодня та самая среда, и снова серьезные и опасные события в Шалашах. При чем в этот раз куда более опасные. Сегодня Айлин ни в коем случае не должна оказаться во дворе старого колбасного цеха, и не должна прознать, что там буду я. А она, как назло, что-то подозревала: видела, как я перед занятиями и на переменах отходил с Сухровым, понимала, что мы что-то затеваем. И Ковалевская тоже сегодня выдала:

- Елецкий, а что такое происходит? Уж не другом ли тебе стал твой недавний враг? Все ли у тебя там с головой в порядке?

Я ей ответил просто:

- Дела у меня, Оль. Позже объясню.

А после последнего урока у меня состоялся не слишком приятный разговор с Айлин. Выходя из класса, она сказала мне:

- Неужели ты мне так не доверяешь? Разве вчера я подвела тебя? Ходили в Шалаши вместе, и я все делала как ты сказал. Саш, мне обидно. Ты весь день что-то готовишь с этим Сухровым, а мне ни слова. Вот сейчас куда вы собрались? Почему ничего нельзя сказать мне прямо? Я очень переживаю!