– Я не могу знать. Когда она уходила, то сказала, что я буду должна ее отблагодарить за ее заботу о моем сыне и еще об одном человека. Пока не сказала как, – ответила Елецкая, стараясь вспомнить слова богини в точности.

– То есть она тебя делает зависимой, – Глория усмехнулась: уж кому как не ей были знакомы подобные игры. – Увы, здесь я ничем не могу помочь. Что касается моих отношений с Сашей, разумеется, я все это буду отрицать. Можно даже придумать, что это чьи-то наговоры, кто-то желает меня опорочить. Если потребуется я могу найти «виноватых», – императрица грустно усмехнулась. – Когда вернется твой сын? Он что-то говорил? Посвящал в свои планы?

– Нет, – отозвалась графиня, повернув голову к двери – к ней приближались быстрые шаги.

– В чем дело? – Глория глянула на вошедшего камергера и поняла все почти сразу без слов.

– Мои извинения, ваше величество! – тот поклонился, низко-низко, роняя на лоб седые волосы. – Филофей… Император скончался! Только что!

– Пойдите! Пойдите туда! – Глория вскочила, нетерпеливо отсылая его взмахом руки. – Денису скорее сообщите! Я приду сейчас! Нет… – она покачала головой, враз став бледной, печальной. – Скажите, что я приду позже.

Камергер спешно ушел, а Глория медленно опустила глаза к персидскому ковру на полу, будто изучая его сложный орнамент. В эту минуту, грозившую значительными потрясениями не только во дворце, но и всей России, Елена Викторовна почувствовала себя крайне неловко. Ей захотелось скорее исчезнуть из покоев императрицы и вообще из дворца.

– Видишь, как повернулось: теперь я – свободная женщина, – раздался голос Глории, холодный, похожий на звуки расстроенной виолончели. – Не знаю, что ты сейчас думаешь, но поверь, я не рада смерти Филофея. Хотя во дворце и среди князей многие будут думать обратное. Филофей был мне дорог. На самом деле очень дорог. Он – один из немногих мужчин, кто по-настоящему меня любил и поддерживал все эти годы. Особенно самые первые, тяжелые годы, когда я каждый день была на грани нервного срыва. Вот теперь не стало человека, который был мне самой надежной опорой. Ты тоже не так давно потеряла мужа, но в тот момент ты была в кругу близких тебе людей. Я же здесь большей частью одна. Те люди, которые окружают меня и делают вид, что расположены ко мне, почти все лгут – они корыстны, двуличны. Мне больше нечего делать здесь, в России. Увы, ваша империя для меня так и не стала мне домом. Кстати, именно твой сын говорил мне об этом. Он говорил на удивление мудрые вещи: о том, что вся проблема в том, что Россия не стала мне домом, и в этом весь корень зла. Саша очень быстро понял меня в отличие от самых властных людей империи.

Елецкая молчала удивленная, даже потрясенная, теперь уже не столько трагической новостью камердинера, сколько неожиданными откровениями императрицы. Глория откупорила флакон со снадобьем дворцового лекаря и хотела было налить, но передумала. Встала.

Тут же подскочила с дивана Елецкая.

– Ты сиди, – остановила ее императрица. – Хочу, чтобы рядом был хоть кто-нибудь. Лучше посторонний, чем из дворцовых… Как ни странно, от тебя я чувствую больше тепла, чем от них. Надо бы послать за Эдуардом, – она глянула на дверь, потом потянулась к кнопке говорителя, но остановила палец в нескольких сантиметрах от бронзового диска. – Эдуард у меня очень чувствительный – будет плакать. Это я плакать почти не умею, – сказала она, и когда снова повернулась к Елецкой, графиня увидела, что ее глаза мокры. – Багряный дворец, да и вся Москва – чертово место. Здесь слишком много людей ненавидят меня. Вот, к примеру, Ковалевские… – Глория подошла к шкафчику, закрытому дверкой с инкрустацией яшмой, повернула ключ и открыла ее. Взяла там откупоренную бутылку с шотландским виски. Неожиданно повернувшись к Елецкой, спросила: – А знаешь, какой у меня сильный соблазн? Уходя отсюда, громко хлопнуть дверью! У меня много таких возможностей, еще больше поводов! Например, я могу открыто признать, что твой сын – стал моим любовником! Представляешь, какая буря поднимется?! Как это разозлит цесаревича! И брак твоего Саши с Ольгой станет вряд ли возможным! Я могу сделать очень больно Ковалевским!