Но сдали в эксплуатацию пока только часть домов, стройка еще длилась, и в окнах горел свет лишь там, где обосновались самые нетерпеливые. В основном, конечно, семьи и молодежь, вылетевшая из гнезда, или такие вот… старики, как я, усмехнулась я, ненароком вспомнив, что мне уже стукнуло шестьдесят пять и скоро пора мне будет на пенсию. Не потому, что я не справляюсь, потому что, возможно, мне намекнут. Еще пять лет у меня есть в запасе, но… как это мало, когда тебе шестьдесят пять. И все равно кажется, что вся жизнь еще впереди и столько важного еще не случилось.
Брелок пискнул, я открыла дверь и нырнула в пахнущее кожей нутро, бросила на соседнее сиденье сумочку, пристегнулась, завела двигатель. Этот оперный певец не моложе меня, и на это мне тоже уже намекали. «Представьте себя на его месте» — нет, господа, судьям свойственно сострадание, но оно направлено все же на жертв. Случаи, подобные провокациям и прочим «невиноватикам» — еще одно слово внука, мне нравится молодежный сленг — оставьте это все создателям сериалов. У них же сказка — может быть, потому я и смотреть ее не могу. Потому что знаю, как бывает на самом деле. Справедливее, лучше и правильнее.
«Не совершайте ошибку», — попросили меня, и я не обратила на это внимания. Должна была обратить и предупредить, разумеется, о давлении, но сколько раз я за свою карьеру об этом слышала? Обычно люди считают, что раз я женщина, натура у меня эмпатичная. Забывают, что начинала я следователем прокуратуры и видела то, что не видит обычный «сострадающий» человек. То, что лучше было оставлять за порогом квартиры и никогда не нести в обычную, спокойную, мирную жизнь.
Но почему-то сейчас мне показалось, что это было не давление, а угроза.
— Ты так себе сама давление заработаешь, баба Настя, — шутливо укорила я саму себя, включила ближний свет, переключила коробку в режим «драйв» и нажала на педаль газа.
И я поняла, что света стало поразительно много. Так, как его просто не должно было быть.
Может быть, это луна вывалилась из-за туч или самолет зашел на посадку, и это его прожектор меня ослепил?
И грохот, который я еще различила, это двигатели? А легкость — это просто полет?..
В этом было что-то тревожное и освобождающее одновременно. Я не стала паниковать: мне не больно, никто не погиб, машина не повреждена… сейчас все кончится, просто какой-то сбой. Я сижу и все равно ничего не могу сделать.
— Сечь! Сечь!
Я помотала головой. Крики были похожи на обрывки каких-то мыслей. Подростки? Снова выиграли какой-то матч?
У нас вроде бы нет подростков…
— Сечь! Сечь!
Свет рассеивался, мне было… странно. Дышалось легко, и воздух пах и даже по консистенции… — плотности? — был удивительно непривычным, и в то же время грудь стискивало то, что не было похоже на мою термомайку и тонкий свитер поверх нее. Мне шестьдесят пять, а я все хожу как девочка, сзади как пионерка, спереди… тоже еще ничего.
— Сечь!
— За ущерб, причиненный купцу торговой гильдии господину Ардену, упомянутый камень, стоящий на перекрестке дорог, постановлением королевского суда следует выкопать, подвергнуть двадцати ударам плетьми, а после утопить! Во имя Вландерена! Во имя короля!
— Во имя короля!..
И, кажется, последний выкрик множества голосов потонул в моем истерическом смехе.
Нет, если это инсульт… или что-то похожее… что же, видения, по крайней мере, забавные. Говорят, перед смертью у человека перед глазами проносится вся его жизнь, в таком случае не соврали, хотя перепутали: я никогда не вела гражданский процесс, но воспоминания из университетского курса привели меня почти что в восторг. Высечь камень — да, так и было, и камни секли, и телеги, так что это — реконструкция? Снимают кино? В кои-то веки расщедрились на профессиональных историков в качестве консультантов? Похвально.