Человек проходит, как хозяин…
Он хорошо знал теперь, что́ он сделает, и совесть его была чиста.
Глава 26. Петя Русаков
У ворот беспокойно вертелся Русаков. Он то поглядывал на свои окна, опасаясь, что вот-вот из форточки высунется отец и крикнет сердитым голосом: «Петя!», то выбегал на длинную улицу, боясь пропустить Мазина.
Ему необходимо было дождаться товарища. Ещё ни разу не было такого случая, чтобы Мазин ушёл куда-нибудь один, не посвятив в свои планы верного друга.
«К Трубачёву пошёл! – догадывался Русаков. – Неужели про меня скажет?»
Услышав голос товарища, Русаков бросился к нему навстречу.
– Ты что, Колька, на всю улицу орёшь?
Мазин спокойно допел до конца строчку «Где так вольно дышит человек». Петя с любопытством посмотрел на него.
Мазин усмехнулся:
– Слушай, я завтра при всех ребятах скажу, что мел стащил я.
– Скажешь?
– Скажу.
Русаков сморщился.
– Что, испугался? – насмешливо сказал Мазин. – Не пугайся, я не про тебя, а про себя скажу.
– Да зачем?
– А затем, что из-за нас Трубачёв страдает. Из-за этого проклятого мела про него статью написали. Вся школа читать будет. Что же ещё молчать-то!
– Да ведь статья из-за драки!
– А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?
– Из-за мела, – грустно сказал Русаков.
– Из-за мела. Что ж, я молчать буду?
– Лучше бы молчал, – нерешительно сказал Русаков.
– Что?! – Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. – Похож я на свинью, по-твоему?
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щёлочки глаз и, запинаясь, ответил:
– Да… нет!
– А если я не свинья – значит, я человек, – решил тут же Мазин. – А ты трус!
– Я не трус! – вспыхнул Русаков. – Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
– Отца, думаешь, да? – заволновался Петя.
– А то нет? Ты только за себя трясёшься. Тебе и товарища не жалко. Трубачёва в газете протащили. С первой строки до последней всё его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! – с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошёл к дому. – И чего я только дружу с тобой? – с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
– Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… – сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. – Мама, открой!
Когда Мазин ушёл, Русаков глубоко вздохнул и поплёлся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонёк.
«Потушили. Спать легли! – с ужасом подумал Петя. – Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл её за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошёл через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, – тоскливо думал он. – Может, отец до завтра отложит».
Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи – Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за щирму.
– Он спит, – шёпотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. – Видишь, он спит!