– Утоли его жажду. Утоли.

Трасик вскрикнул от ужаса и потерял сознание.

Кудесник Гордон слегка удивился, увидев среди волхвов Чернобога кудесницу Ангельду. Первая Макошина ближница редко посещала обитель Велеса, и почти всегда ее приход был связан с каким-то важным событием, способным изменить очень многое как в судьбе отдельных людей, так и в судьбах мира. По сосредоточенным лицам Завида и Благовида кудесник без труда определил, что случилось нечто из ряда вон выходящее, поставившее в тупик не только Ангельду, но и всех ведунов Чернобога. Гордон бросил беглый взгляд на деревянный лик идола, возвышающегося посреди огромного зала, но ничего примечательного в нем не обнаружил. Бог, заросший серебряной бородой, сохранял полную невозмутимость, в отличие от своих взволнованных ближников, нестройной толпой стоящих у его ног. Взоры всех собравшихся устремлялись на Гордона, и в этом не было бы ничего странного, если бы в этих глазах не отражались удивление и страх. Слегка растерявшийся кудесник невольно обернулся, пытаясь обнаружить за спиной объект столь пристального внимания, чем вызвал ропот собравшихся.

– Она зовет тебя, кудесник, – сказал чуть треснутым голосом Завид.

– Кто она? – с ненавистью глянул на своего извечного соперника Гордон.

– Тебя зовет устами умершей ведуньи Синильды сама богиня Макошь.

Гордон ошалело глянул на Ангельду, произнесшую эти слова. Он никак не мог взять в толк, при чем здесь покойная княгиня и зачем ей вдруг понадобился бывший любовник. И вообще, с каких это пор ушедшие в страну Вырай стали призывать к себе живых? А главное, почему все решили, что устами этой безумной вдруг станет говорить сама Макошь? Кудеснику очень хотелось выплеснуть свое раздражение и недоумение на головы собравшихся, но он сдержался. Следовало сохранять достоинство первого ближника, тем более перед ликом самого Чернобога.

– Кто слышал слова давно покинувшей нас ведуньи? – строго спросил Гордон.

– Их слышала ее дочь, – спокойно отозвалась Ангельда.

– Какая еще дочь?! – раздражение кудесника все-таки прорвалось наружу и эхом отозвалось под сводами капища.

– Та самая, с которой ты снял покрывало во время черного обряда, – тихо, но веско произнес Завид.

Гордону вдруг стало душно, рука его невольно потянулась к вороту рубахи, но остановилась на полпути. Он вдруг почувствовал, что душит его ожерелье кудесника Чернобога и это его он сейчас хочет сорвать. Гордона бросило сначала в жар, потом в холод. Тогда, пятнадцать лет назад, он усомнился в силе Волосатого. Тому было много причин. Но главная – непомерно раздувшееся самомнение. В какой-то миг ему показалось, что он способен управлять богами и обделывать с их помощью свои дела. Впрочем, этот миг длился достаточно долго, так долго, что он сумел добиться женщины, которой жаждал обладать, и самого высокого ранга посвящения. Над страхами других людей он просто смеялся. И охотно внимал речам своих новых друзей, называвших Чернобога деревяшкой. Увы, тогда он еще не знал, что за все в этом мире приходится платить. И не только монетами. Он вдруг увидел пухлые губы Синильды, раскрытые словно для поцелуя, и почувствовал запах, исходящий от ее тела и дурманящий голову.

– Утоли его жажду! Утоли!

– Что?! – Гордон дернулся всем телом и с изумлением уставился на кудесницу Ангельду. – Что ты сказала?

– Это сказала не я, – холодно отозвалась Ангельда. – Это сказала богиня Макошь.

Однажды Гордон уже слышал эти слова. Их произнесла княгиня Синильда в первую ночь их любви. Тогда между ними еще стояла тень княжича Драговита. Хотя нет, тенью Драговит стал много позже, а тогда он был еще полон сил и настолько нравился своей мачехе, что она буквально обезумела от страсти. Но этой страсти мешал отец Драговита, князь Витцан. Это ему, мужу княгини Синильды, принадлежало право распоряжаться ее судьбой. Правда, лишь до той поры, пока она не стала с помощью ведуна Гордона и своей родственницы Ангельды ведуньей Макоши. Витцан умер, но Драговит своего отношения к Синильде не изменил. И тогда все превозмогающая страсть княгини переродилось в лютую ненависть. Впрочем, у молодого ободритского князя и без Синильды было много врагов, они и воспользовались безумием княгини, чтобы свести с ним счеты не только при жизни, но и после смерти.