– Не могу, – сказал Духарев. – Ты и так у меня сына забрал. А коли я парня отпущу, он мою дочку умыкнет.

Святослав засмеялся.

– Ну тогда ладно. – Он снял с толстой загорелой шеи золотую гривну. – Держи, Йонах Машегович!

– За что, княже? – удивился хузарин.

– За него вот, – Святослав кивнул на Шишку. – Неужто не слышал, как я обещал?

Йонах покачал головой, взял гривну, стянув шлем, нацепил на шею.

– Великая честь, княже! – сказал он, поклонившись. – Слишком большая цена за такого, как этот боярин.

– Это не боярина цена, а доблести, – поправил Святослав. – Поехали, воевода, в материн терем. Надо в этом городке порядок навести. Расплодилось тут… шишек. Коня мне!

Духарев последовал за князем не сразу.

– Дождись наших, – сказал он Йонаху. – Пусть похоронят Шишку и этих, – кивок на нурманов. – А этого рыжего…

– С рыжим мы разберемся, – быстро вставил Зван.

– Без тебя разберутся, – сказал Духарев. – Ты останешься тут. Я тебе лекаря пришлю. Йонах, скажешь здешним, что князь велел Звану за этим хозяйством присмотреть.

– А он велел? – удивился Йонах.

– Не велел, так велит. Сам тоже с ним останься. А то растащут Званово приданое, пока болеет. Да смотри, невесту у него не отбей!

– Это уж как получится! – засмеялся Йонах и пощупал гривну на шее.

– Хочешь в князеву дружину, Йонаш? – посвоему истолковал его жест Духарев.

– Не хочу. У тебя, батька, веселее. Да и отец велел тебе служить, а не князю. – И добавил после паузы: – А Данку я бы у тебя всё равно умыкать не стал. Потому что ты мне ее и так отдашь!

«Вот нахаленок!» – подумал Духарев. Сел на Калифа и поехал в терем покойной княгини. Сейчас ему лучше быть рядом со Святославом. Хватит на сегодня сюрпризов.

Глава двенадцатая,

которая начинается с политической экономии и авторской ретроспективы будущего, а заканчивается скверным известием

Князь Святослав задержался в Вышгороде. Здесь стояли дома доверенных бояр Ольги, тех, кто управлял ее личными землями, собирал оброки. Святославу следовало сразу показать, кто теперь хозяин. Смерть Шишки – наглядный урок для непонятливых.

В общем, Святослав всё делал правильно. Крепил власть. Переключал на себя ранее стекавшиеся к княгине финансовые потоки. Но свое намерение снести все церкви, заложенные и построенные матерью, а камни от них использовать как материал для сооружения языческих капищ, Святослав до конца не довел. Он был язычником, и для него Христос был лишь одним их множества богов. А богов у подвластных Киеву «языков» было действительно множество. У каждого покоренного племени – свои. Свои боги и свои князья, которых эти боги поддерживают. За Святославом стоял Перун. Перун был сильнее прочих, поэтому и великий князь киевский тоже был выше прочих князей. Но Перун не мог стать всеобщим богом. И потому Святослав не мог стать тем, кем был для своих подданных кесарь Византии, – правителем, чья власть священна для всех. Будь Святослав политиком, как его мать, он наверняка принял бы христианство. Но Святослав был воином, завоевателем, и христианские заповеди писались не для него. Хитроумный, как и положено полководцу, Святослав не был двуличным. Христианство он не принял, но искоренять христиан не стал. Да и не смог бы. Слишком много христиан было среди его людей. Дружинники, лучшие люди, собственные сыновья Ярополк и Олег. Попытка полностью изгнать христиан из киевских земель обернулась бы кровавой междоусобицей, гражданской войной. Такую войну позже развяжет сын Святослава Владимир. Соберет антихристианскую коалицию, укрепит ее наемниками-скандинавами и наедет на христианский Киев.