Полдесятка развязанных волохов помоложе занимались похоронными делами под присмотром трех русов.
Еще пятеро гридней Духарева форсированно допрашивали волохов поавторитетнее.
Интересовал их только один вопрос. Через десять с небольшим веков в стольном городе Киеве этот вопрос звучал бы так:
«И дэ ж ти гроши?»
За допросом, роняя на траву слюни зависти, наблюдал бывший наемник боярина Шишки Торгейр.
Его приятель Хругнир лежал на спине и, грызя деревяху, стоически терпел манипуляции Рёреха, лечившего его глазницу.
– Ничего, нурман, не грусти, – подбадривал его старый варяг. – Жить и с одним глазом весело. Вот хоть на меня погляди.
Хругнир вряд ли был способен что-либо разглядеть даже уцелевшим глазом, потому был вынужден верить Рёреху на слово.
– Видишь? – спросил Зван прижавшейся к нему Любушке, показав на страдальца. – А вот если бы я ему глаз вынул, врачевать его было б намного легче.
Любушка в его слова не вникала. Ей и так было хорошо.
Ее подруге Данке было тоже неплохо. С ней был Йонах.
– Бать, а ты не боишься, что они тебе отомстят? – спросил Славка.
– Мстилки обломятся, – усмехнулся Духарев, смахивая топором с дерева очередной страшный «лик». – Ты давай, сынок, щепу – в костер, а стес земелькой затри. Пусть дерево растет. Эх! Вот вернемся домой, возьму сотен десять, пройдемся по здешним лесам, стешем всю эту заразу!
Сказал – и вспомнил, что похожее обещание он дал относительно булгарских богумилов. Обещал – и не выполнил.
И триумфальное настроение Духарева подпортилось. Откуда-то просочилось нехорошее предчувствие…
Но Сергей не дал ему ходу. Забыл, что он – «ведун». Ему было куда приятнее думать о хорошем, чем о всяких там дурных предчувствиях.
Впрочем, событию, которое и приведет к будущей беде, еще предстояло произойти.
Глава восемнадцатая,
в которой вместо триумфа Сергея Духарева ждет семейный разлад и недовольство великого князя
Три дня спустя, въезжая в Киев, Духарев чувствовал себя триумфатором. И не без оснований. Детей он вернул. Гридней своих защитил. Врагов наказал. И своих, и княжьих. Опять-таки – не с пустыми руками возвращается. Добычи на капище взяли немало. Все довольны, а некоторые просто счастливы. Данка с Йонахом, Зван со своей Любушкой. И дед Рёрех, совершивший на старости лет боевой поход, считай, наравне с молодыми.
В городе Духарев дружину распустил. При себе оставил только Велима с десятком самых ближних – для солидности и заодно – присмотреть за пленным волохом. Поганец оказался живуч – прошлым вечером оправился настолько, что, несмотря на долгий пеший переход, попытался смыться. Духарев, после недолгого размышления, поручил присматривать за ним Торгейру, а тот, с истинно нурманской простотой, взял да и подсек волоху сухожилия на ногах.
«Мы так особо шустрых трэлей стреноживаем, – пояснил он воеводе. – Это самый надежный способ».
«Согласен, – кивнул Духарев. – Но у него есть одно неудобство. Лично для тебя».
«Это какое?» – заинтересовался нурман.
«Тебе, Торгейр, теперь придется идти пешком. Лишних коней у меня нет».
В Киеве Духарев Торгейра от волоха избавил. Они с Хругниром теперь «принадлежали» Звану. Наследство боярина Шишки. Вместе со Званом и его невестой они отправились на его киевское подворье, волох с сопровождающими – в Детинец, а Духарев со своими – домой.
Слада встречала на пороге. Увидев Богослава и Дану, вспыхнула счастливой улыбкой. Но тут же закаменела лицом, заметив, что стремя в стремя с Даной, непринужденно касаясь ногой бедра дочери и держа руку у нее на плече, едет Йонах.