Еще на крыльце, щелкнув кнопкой центрального замка на ключах, Маруся обратила внимание, что за забором во дворе Акулины Андреевны напротив Марусиной машины стоят двое. Приблизившись, Маруся разглядела молодого парня и ребенка, мальчика лет семи-восьми. Мальчик плакал, а парень ему что-то говорил.

Маруся остановилась, прислушиваясь к разговору.

– Тиша, пойдем, это не наши пирожки. Как я могу взять их из-за забора, к тому же они чужие. Пойдем, я куплю тебе в магазине… Таких, каких захочешь. И еще конфет и шоколадку…

– Здравствуйте, – подала голос Маруся, обращаясь к ним. – Что у вас случилось? Может я смогу помочь?

Парень, который постарше, поднял голову. Марусю обжег взгляд черных внимательных глаз. Странный взгляд. Опасный. Как у дикого зверя. Или просто чересчур подозрительный? С лица Маруси пропала улыбка, она даже сделала полшага назад. Парень моргнул темными густыми ресницами, и наваждение спало.

– Доброе утро, – он слегка улыбнулся. – Ничего особенного не случилось. Мой младший брат почувствовал запах ваших пирожков и захотел таких же. Заедем на обратной дороге в магазин и купим.

– Как раз везу их в магазин, – засмеялась Маруся. – Зачем вам куда-то заезжать? Я вас угощу.

С этими словами девушка откинула край белого полотенца, достала из корзинки два румяных пирожка и протянула их через забор молодым людям.

Мальчишка вытер кулаком слезы и, подойдя вплотную к забору, забрал у нее сдобу.

– Спасибо большое, – сказал старший брат, а младший только кивнул и слабо улыбнулся.

Девушка загрузила корзины в машину и поехала в супермаркет отвозить товар. По пути у нее в голове постоянно крутились мысли о странных посетителях Акулины Андреевны.» Кто они такие? Тоже родственники? Или друзья Ива?»

Михаил поднялся на крыльцо дома целительницы и в нерешительности остановился. Младший брат перестал хныкать, но и интереса к жизни, мелькнувшей минуту назад, когда незнакомая девушка протянула ему пирожок с малиной, на лице уже не наблюдалось. Опять все те же отрешенные глаза и совершенно равнодушное лицо.

В ответ на просьбу брата он безразлично отдал тому выпечку. Хотя минуту назад так ее просил, как будто жизни без нее не мыслил. Михаил был внутренне готов к тому, что брат не захочет отдавать ему пирожок, и его придется есть прямо здесь, на ступеньках дома. Но Тиша, получив желаемое, тут же потерял к нему всякий интерес. Хотя и это можно уже считать прогрессом. В последнее время мальчик вообще никаких желаний и эмоций не высказывал, равнодушно делал, что ему говорят. А если к нему никто не обращался, то сидел или лежал, безучастно глядя в одну точку. Смотреть на это не было никаких сил. Из некогда озорного и веселого мальчишки как будто разом кто-то выкачал жизненную энергию, лишил его не только радости, но и элементарного любопытства.

На расспросы родственников мальчик отвечал вяло, говорил, что чувствует себя хорошо, ничего не беспокоит и в целом он доволен жизнью.

Когда все это началось – никто точно не помнил. Изменения в его настроении не проявились как-то вдруг, а начались незаметно, с течением времени усиливаясь. Наверняка можно было только сказать, что в начале весны все еще соответствовало норме. А потом у мальчика появилась излишняя раздражительность и агрессивность. Достигнув пика, нервозность пошла на спад и за несколько недель сменилась почти полной апатией и безразличием.

Мальчика осматривали врачи, с ним беседовали психологи, но выявить причину никто из них не смог. Впрочем, на это изначально было мало надежды. Очевидно, что с Тишей творилась какая-то чертовщина.