Но тут же напрягся. В контейнере явно был кто-то ещё. Прямо на Моторина с листа полированной нержавейки смотрел смутно знакомый молодой человек. Чёрные, чуть вьющиеся короткие волосы, лёгкая небритость, тёмной вуалью закрывающая широкие скулы и квадратный подбородок… Где-то он уже видел это лицо. В памяти возник запах хозяйственного мыла и пасты ГОИ, звук бритвы, скользящей по кожаному ремню… Точно. Это лицо он видел множество раз в зеркале, когда брился перед утренними построениями. Всё-таки получилось!

Только сейчас старик… хотя какой уже старик? Снова молодой человек! Так вот, только сейчас Пашка Моторин сообразил, что давно уже у него ничего не болит, сквозь пустые дёсны, как в детстве, пробиваются новые крепкие зубы, а глаза видят настолько чётко, что он легко может сосчитать количество лапок у сидящей в двух метрах от него мухи. Ручей, вспомнил Моторин. Мне по звуку казалось, что он метрах в десяти, а бежать пришлось не меньше двухсот. Значит, и слух пришёл в норму.

– Ну, спасибо тебе, Сиротин, – со счастливой улыбкой сказал бывший старик.

Следующую неделю Павел Степанович в основном ел. Точнее, не ел, а Жрал. Вот так, с большой буквы. Организм в процессе преобразования сжёг не только все жировые запасы, но и изрядно подточил мышечную массу, и так невеликую у бывшего старика.

Глядя в лист полированной нержавейки, заменявшей зеркало, Моторин теперь видел, как он сам утверждал, «дистрофана». Вес упал до сорока одного кило, рёбра, таз, и ключицы торчали так, что можно было изучать анатомию, основным элементом ног были узловатые коленки, непропорционально большие по сравнению с тощими бёдрами и голенями, и огромные, широкие лапы. Для восполнения массы организм просил пищи. Постоянно.

Так что день начинался с дежурного бутерброда с тушёнкой. После первого завтрака Моторин бежал заниматься. Теперь, в молодом состоянии, даже остаток мышц выполнял силовые упражнения лучше, чем в прошлом, старом виде. Но вот растяжка пропала напрочь.

Поэтому Пашка хватал пару камней килограммов по пять и нёсся с ними по пересечённой лесной местности десять километров. Затем полноценная тренировка на растяжку и работу всех групп мышц по очереди, водные процедуры в холодном ручье, и наконец, долгожданный второй, плотный, завтрак.

Первым из кулинарного марафона выбыл хлеб. Банально заплесневел. Из десяти взятых с собой буханок удалось съесть только шесть. Остальные пропитались сине-зелёными грибами и стали пригодны только для добычи пенициллина. Выкидывать их Павел не стал, но и травиться пропавшим продуктом тоже не решился.

Следующей с дистанции сошла вермишель. Моторин раньше не представлял, что можно за неделю умять десять кило макарон. Раньше, в пожилом возрасте, этого количества вполне хватило бы как минимум на полгода. А тут, бухнул в котелок, тушёнки намешал, глядишь, и нет ничего. А сам, как и не ел.

Кстати, тушёнка тоже приелась. Всё чаще в своих фантазиях вновь молодой Пашка видел исходящий соком жареный кусок мяса. Небольшой, килограмма на три. Или на пять.

Так что неудивительно, что, заметив при очередной пробежке оленя, первые мысли его были на тему шашлыка.

Моторин нёсся по лесу, легко огибая огромные, в три обхвата дубы. Затем бросил камни и рывком разогнался, толкнулся стопой о комель на высоте метра, прыжок, схватился за ветку, та даже не шевельнулась под его массой, раскачался, бросок, приземлился на ствол, присед в полёте, снова прыжок, и вот он уже стоит на толстой развилке метрах в трёх над землёй. Эдакий лесной паркур.