«Перебирайтесь сюда! – обратился он ко мне по-детски непринужденно, как тогда на лестнице. – Живите с нами вместе, и не надо будет осторожничать. У нас надежная охрана… Кстати, расскажи мне, откуда вы взялись. – Сантьяго присел на пол возле моего кресла. – Мне знаком твой акцент, ну-ка, скажи что-нибудь».

Смутная тревога закралась в мое сердце: оказывается, я с акцентом говорю по-французски, но в тот момент я думал о другом. Я чувствовал в себе самом отражение его сильной воли и властности, они росли во мне с каждой минутой. Беседа продолжалась.

Эстелла говорила, что только черный цвет подходит вампиру, что пастельное платье Клодии хоть и очаровательно, но безвкусно.

«Мы сливаемся с ночью, – вещала она, – благодаря траурному блеску наших одежд».

Она прижалась щекой к Клодии и рассмеялась, пытаясь смягчить резкость своих слов. Вслед за ней засмеялись Селеста, Сантьяго и все остальные, зал наполнился неземными звуками тонкого серебристого смеха и нечеловеческих голосов. Они отражались от разрисованных стен, и огоньки свечей дрожали.

«Но как спрятать такие локоны?» – лукаво спросила Селеста, перебирая золотые волосы Клодии. Только теперь я обратил внимание, что все вампиры, кроме Армана, красили волосы в черный цвет. И одевались они только в черное, вот почему мне казалось, будто все мы – мраморные статуи, вырезанные из каменной глыбы одним и тем же резцом и разукрашенные одной и той же кистью. И это тревожило меня, страшно тревожило, но я не мог разобраться почему.

Я встал и отошел к зеркалу, подальше от них, и посмотрел на мрачное общество за моим плечом. Клодия сверкала среди них, точно одинокий бриллиант. Наверное, так же выглядел бы здесь спящий внизу юноша – Дэнис. Я вдруг понял, что с ними мне невыносимо скучно. Все здесь было до отвращения скучно и неинтересно. Одни и те же алчущие глаза, одни и те же плоские шутки, унылый звон медного колокола.

Только жажда знаний отвлекала меня от тоскливых раздумий.

«Вампиры Восточной Европы, – донесся до меня голос Клодии, – это чудовищные создания, что у них общего с нами?»

«Они – мертвецы, призраки, – еле слышно ответил Арман, его голос издалека был тише шепота, но все вокруг расслышали его слова. Наступила мертвая тишина. – В их жилах течет другая кровь, кровь черни. Они превращаются в вампиров так же, как мы, только неумело и неосторожно. В старые времена…» Он осекся. Я увидел отражение его лица в зеркале: оно вдруг застыло суровой маской.

«Расскажи нам про старые времена», – попросила Селеста, ее твердый голос трепетал от возбуждения.

Сантьяго поддержал ее и сказал так же сладострастно: «Да, в самом деле, расскажи нам про шабаши, про отвары из волшебных трав, способные сделать нас невидимыми. – Он улыбнулся. – И как сжигали на кострах!»

Арман смотрел на Клодию.

«Берегись этих монстров, – сказал он и, окинув внимательным взглядом Селесту и Сантьяго, добавил: – Этих призраков. Они нападут на тебя, как на простого человека».

Селеста передернула плечами, пробормотала что-то презрительным и надменным тоном, как аристократка о вульгарном деревенском родственнике. Но я смотрел на Клодию: ее глаза снова затуманились, и она поспешно отвернулась от Армана.

Беседа возобновилась, и под сводами зала опять зазвучали манерные светские голоса.

Они вспоминали свои ночные убийства, делились впечатлениями, сосредоточенно и спокойно обсуждали детали. Иногда словно молния вспыхивала в полутьме: кто-то призывал к особой жестокости. В дальнем углу одного вампира попрекали за то, что он слишком романтично воспринимает жизнь людей, что ему не хватает смелости и он всегда отказывается от самых захватывающих развлечений. Высокий и худой, он выглядел простовато, постоянно пожимал плечами, медленно выговаривал слова, тупо размышлял вслух: улечься ли в гроб до завтрашнего вечера или остаться здесь. Но не уходил, подвластный воле искусственно созданного общества, превратившего бессмертных в сборище конформистов. Как Лестату удалось разыскать их? Появлялся ли он здесь вообще? Если – да, то почему он ушел? Лестат не стал бы подчиняться чужой воле, он всегда стремился сам встать во главе. Как, должно быть, они восхищались его изобретательностью, кошачьей манерой забавляться со своими жертвами. И слово «упустил»… оно звучало здесь так часто. Не упустить – вот что было для меня жизненно важно, когда я только становился зрелым вампиром. Ты «упустил» возможность убить того ребенка, говорили они. Ты «упустил» шанс напугать ту бедняжку или довести до безумия того человека, хотя это было так просто.