– Здесь? – указал Гуров на несколько выстроенных в ряд элитных домов.

– Здесь. Вон в том доме, – кивнул майор Шалов, старший оперуполномоченный МУРа, который занимался делом Курвихина.

– Как они вели себя утром при опознании?

– Хорошо держались. Дочь, чувствуется, деваха с характером. Губы скривит, вся, как камень, а глаза сухие.

– Реакция на стресс бывает без слез даже у плаксивых людей, – возразил Гуров.

– Согласен, – кивнул Шалов, сворачивая к нужному дому. – А вот супруга меня поразила. Сами посмотрите на нее. Понимаете, Лев Иванович, я все время никак не мог избавиться от ощущения, что она смотрит на тело мужа, как на закономерный результат чего-то. Такие у нее усталые глаза, такое смирение с произошедшим, будто она все время чего-то подобного и ждала.

Гуров, прежде чем встречаться с близкими погибшего Курвихина, первым делом ознакомился с протоколами опознания тела родственниками и протоколами допроса следователем. Но такова работа сыщика: все нужно увидеть своими глазами, услышать своими ушами, составить свое собственное впечатление, даже если ты и работаешь по этому делу по заданию следователя. Он главный, он ведет расследование, а оперуполномоченный помогает ему при следственных мероприятиях, используя свои оперативные возможности и инструменты. Гуров был свободен от заданий следователя, что давало ему большие возможности работать самостоятельно, на свое усмотрение.

Шалов протянул руку к звонку возле входной двери, но, увидев, что она приоткрыта, толкнул ее, и они с Гуровым оказались в большой и очень уютной прихожей с полами из темного ламината и несколькими массивными настенными светильниками. Светильники были выполнены в стиле примерно XVIII века и выглядели почти бронзовыми.

– Здравствуйте! – Шалов прошел к арке, ведущей в гостиную, где появилась высокая женщина, зябко кутавшаяся в большую шаль. – Это я звонил вам снизу. А это – полковник Гуров, Лев Иванович. Алла Васильевна, мы хотели с вами поговорить.

– Я понимаю, – бесцветным голосом ответила женщина и посторонилась, приглашая гостей войти.

Жена Курвихина смотрела на полицейских, но, кажется, не видела их. Тем не менее Гуров решил пока не приглядываться к ней пристально, чтобы не напугать, не насторожить или вселить в нее неподходящие мысли. Он по опыту знал, что женщины в таком вот состоянии очень мнительны. И одно неосторожное слово или взгляд могут лишить тебя ее доверия, а то и просто настроить враждебно. Неадекватность поведения и психологии женщины в минуты горя можно сравнить лишь с неадекватностью беременной. И там, и здесь организм и психика находятся в состоянии жесточайшего стресса.

Гостиная была большая. Слева дверь, ведущая в кухню, большой плоский аквариум, потом еще одна дверь, наверное, в спальню. Справа пол поднимался пандусом и уходил к окнам во всю стену, за которыми виднелась огромная лоджия. Темная отделка стен и бесшовный натяжной потолок создавали какое-то давящее ощущение. Или это просто казалось так из-за Курвихиной?

– Проходите. – Женщина показала рукой на большой диван, стоявший у окна, медленно подошла и уселась в кресло напротив.

А ведь она еще молодая, подумал Гуров, лет сорок, наверное. Ноги красивые, фигурка приличная, не располневшая в талии. Шея точеная, и волосы совсем… впрочем, волосы можно и покрасить. А вот лицо у Аллы Васильевны старое. Серое, скорбные морщины вдоль рта и у глаз и взгляд потухший. Вот она повернула голову к окну и уставилась на крыши соседних домов. О чем думает? Если включить воображение, то, скорее всего, о полете. Разбежалась бы и полетела… Да, тут и до суицида недалеко.