Покровительница и спасительница – святая великомученица Варвара

Благодаренье святой Варваре

Многим людям помогала святая Варвара, некоторые рассказы об этой помощи вы найдете в этой книге. Но вначале позвольте привести собственную историю.

Никогда не покидало чувство, что дата маминого ухода (4 декабря) должна для меня проясниться во всех отношениях: и обрести смысл, и высветиться из черноты восприятия. Чернота долго была необоримой, вследствие несправедливости судьбы – мама ушла за 2 недели до дня моего рожденья: мне исполнялось 17 лет, ей было 43.

Православный праздник Введения во Храм Богородицы, который приходится на 4 декабря, значительно утоляет печаль, но сопряжение «смерть – Причастие» все равно не укладывалось в сознании окончательным разъяснением. Кроме того, в отличие от меня, православной, мама была католичкой по крещению, а по взглядам и укладу жизни, видимо, агностик.

С детства зная, что я родилась в день памяти святой великомученицы Варвары по православному обряду, – о западном обряде я не задумывалась ни разу. Когда прочла, что католики почитают св. Барбару 4 декабря, предощутила радость в абсолютном понимании, радость – как задачу христианина: радуйся несмотря ни на что!

«…радуйся яко радость твоя вечна есть во светлости святых…»

Акафист св. вмчц. Варваре, Икос 12

Это не просто эмоция, это уверенность – и путь к ней долог, и, может быть, непреодолим. Но предощущение пришло, поскольку остро болезненно было долгое время сознавать, что мама ушла без покаяния и без молитвы, без отпевания… и даже без меня в смертный час. Но была, оказалось, святая Варвара – рядом, в свой день календаря. Святая Варвара, просящая Бога о нераскаявшихся рабах Его. И ее присутствие – это мамино и мое спасение, самое памятное – душевное спасение, хотя было потом и другое, физическое.

Истории о нездоровье обычно забываются, но благодарность остается. История нехитрая: по нелепому стечению обстоятельств и вследствие разрыва кровеносных сосудов мне довелось оказаться на краю жизни-смерти. Врачебная помощь была поблизости, но все время чем-то затруднена: поздний вечер и нет хирурга, ремонт в одной операционной, нет ключа – от другой операционной… Я на каталке и сопровождающие медсестры умудрились застрять в лифте между этажами… Когда лифт, наконец, поехал и хирурга привезли – реаниматолог запаниковал: у нее агония!

Агония имела традиционно художественное наполнение, но вместо бесконечного туннеля в моем видении был сквер, раскинутый широко, как киноэкран. В сквере прогуливались радостные люди, и к ним следовало бы присоединиться. Но не очень хотелось, а главное, меня крепенько держал за предплечья некто, не отпуская за парапет сквера, будто парапет – рампа (а я, стало быть, – зритель): стой здесь!

Очнувшись от наркоза, не узнала обстановку и механически (никого рядом не было, мне казалось) произнесла вслух:

– Где я?

– В больнице. Чего-нибудь хочешь?

– Жить.

Точно помню, что подумала и помедлила прежде, чем ответить.

Мне дали воды и на всякий случай поинтересовались:

– Еще чего-нибудь хочешь?

– Жить.

– Больше нельзя!

Моим собеседником был реаниматолог, он не различал в слабом шепоте «жить» и «пить» (я это угадала, но промолчала: мне было хорошо, хоть мало сил). Через некоторое время мы с реаниматологом веселились над его непонятливостью и моей настырностью, но доктор при этом заметил: ты оказалась очень живучей.

Моей заслуги в живучести нет, но есть чудо: «жить» я просила 8 августа, в день Четырнадцати святых помощников, который давно-давно почитался у католиков.