– Мерси, прошу тебя, – встревает Эффи, оторвав взгляд от своего фитнес-браслета, – оставь Хоуп в покое. Ничего не случится, даже если мы немного опоздаем.

А все потому, что, пока я росла со своим именем внутри, а Мерси – без единого следа своего имени, шестнадцатилетняя Фейт, что означает «вера», всегда гордо несла перед собой свое имя как факел: добра, мила и очаровательна.

Кроме того, она всегда красива.

Знаю, что это не черта характера, но если бы Эффи была героем фильма, это непременно было бы отражено в сценарии. На ее лицо все обращают внимание в первую очередь, в отличие от нее самой.

Это совершенно неразумно, и, когда через годик я расцвету и стану выглядеть как она, собираюсь использовать это преимущество по полной.

Разбитые сердца, куда ни глянь.

– Ничего подобного, – фыркает Мерси, пристально глядя на меня, – потому что в воскресенье у меня есть дела поинтереснее, чем смотреть, как моя противная младшая сестра строит глазки этому прыщавому продавцу мороженого.

– Во-первых, – терпеливо объясняю я ей, – я не строила глазки, а смотрела загадочным взором, цель которого – пленять и очаровывать. А во-вторых, его прыщи, очевидно, скоро пройдут, потому что я видела на щеках много корочек. Что, съела?

Я победно скрещиваю руки на груди.

Мерси закрывает лицо рукой, а Эффи говорит:

– Мы подъезжаем к воротам, пожалуйста, перестаньте цапаться, ну хотя бы на… сорок пять секунд. Будьте так добры. Веселые выражения лиц на…

Машина скрипит колесами, останавливаясь.

– Йо-хо-хо, – кричит Макс, распахивая дверь и с улыбкой просовывая в машину свою коротко остриженную голову. – Кажется, три ведьмы на денек отвратились от своих метел. В чем секрет, мои болтушки?

Все, что нужно сказать вам о моем девятнадцатилетнем старшем брате, – это то, что он слишком буквально воспринимает свое имя.

– Какого черта…

– Что за слова, Русалочка? – смеется Макс, перелезая через сестру и усаживаясь в противоположном углу машины; из его драных джинсов торчат загорелые коленки. – Ты не рада видеть меня, сестричка? Конечно, рада. Точно рада. Смотри, как расплывается твое лицо в улыбке при одном взгляде на меня.

Он наклоняется вперед и пальцами растягивает губы Мерси в страшную, как из фильма ужасов, улыбку.

Она щиплет его в ответ.

– Ну почему же ты так меня раздражаешь?!

– Кто знает… – Макс откидывается на сиденье и ленивым жестом заводит скрещенные руки за голову, размышляя над вопросом. – Хочется сказать, что это дар богов, но не буду врать: я просто брал по ночам специальные уроки. Они хорошо тренируют такие навыки.

Потом он широко зевает, так что становятся видны все его зубы, гланды и ниточка слюны; и не теряет при этом своего очарования.

– А что значит «отвратились»? – спрашиваю я, наклонившись к нему.

– Это когда происходит что-то отвратительное, Медвежонок. – Брат улыбается и взлохмачивает мои кудряшки. – Кстати, должен предупредить: там просто тьма журналюг и папарацци. Но не трусьте, сестрички, я уже там побывал и закинул им кое-что на закуску. Как мы все держимся друг за друга, подставляем друг другу плечо в это тяжелое время и так далее, и тому подобное…

Он злорадно улыбается, а Фейт с Мерси переглядываются.

Так вот почему на Максе зеркальные солнцезащитные очки, хотя сейчас дождь, уже разошедшийся не на шутку. (На самом деле и до этого мои волосы уже не сияли на солнце – это был просто результат работы отдела спецэффектов в моем мозгу.)

– Боже, Макс, – шипит Мерси, очевидно, злясь на то, что первая не додумалась так поступить, – ты так стремишься к славе?