“Я упала? Меня спасли? Может и Лизу?” — подскакивая, подумала она.

Точнее попыталась встать. Вся гамма болевых ощущений, плюс дурнота будто с удвоенной силой навалились на нее. Но она все же села, а потом и встать попыталась. И тут только обнаружила, что не одна. Ее поддержали и помогли сесть. Мужчина заговорил с ней, но она ни слова не поняла, только успокаивающую интонацию.

— Где я? Do you speak English? — превозмогая боль выстукивающую какой-то ритм внутри, спросила она.

В ответ снова не понятная абракадабра. Елена даже не могла понять к какой языковой группе эти слова относятся. Возникло ощущение, что мужчина говорит на детском “выдуманном” языке. Тут же она обратила внимание, что и одет он несколько странно. Длинная, темно-коричневая хламида или ряса скорее. И комната, чем-то монастырь напоминала — беленые стены, кровать и грубый стол и стул. Аскеза сплошная. И тут только заметила, что и на ней какая-то коричневая хламида, вместо ее одежды. Она попала в какой-то тематический музей? Это актер? Или как это называется, когда гиды устраивают исторические мероприятия, наряжаясь в костюмы другой эпохи и сценки для туристов разыгрывая. Косплееры, кажется?

— Shprehen Sie Deutsch? — все же попыталась она еще найти общий язык. — Parlez-vous français? Você falar espanhol?

И услышала очередной набор звуков в ответ только, исчерпав свои языковые возможности. “Лиза” — свербела мысль. Нужно срочно ее найти. Монах, так для себя назвала мужчину Лена, что-то лопотал, а потом показывать стал на кровать, видимо уговаривая ее прилечь и отдохнуть.

— Вы нашли только меня? Больше никого? — решила по другому попытаться объясниться Елена.

Мужчина видимо понял, что она задала новый вопрос, но разумеется не понял ничего.

— Мне нужно найти дочь. Со мной была девочка.

Говоря медленно, Елена показала на себя, а потом, не зная, как еще показать значение слова “ребенок” изобразила, что укачивает младенца. Потом снова на себя и указала в сторону узкой бойницы, что окно здесь заменяла и показала пальцами ходьбу.

Мужчина нахмурился, пытаясь осмыслить ее пантомиму. Елена, хоть и чувствовала себя ужасно, лежать не собиралась. Поиски Лизы нужно было организовать как можно скорее. Она наверняка ужасно испугана и может быть даже ранена. Если ее не нашли, поднять береговую службу, спасателей. Море, что она видела, какое? Средиземное, Северное или Атлантический океан? А может и Балтика. В такую бурю их могло куда угодно протащить, над всей Европой.

— Девочка. Найти. Скорее!

Лена снова показала, как качают младенца на руках и в сторону окна несколько раз махнула.

Дурнота снова накалила, женщина вся скукожилась и схватилась за виски. Мужчина, обеспокоенно поддержал ее. Он что-то говорил на своем тарабарском языке, как бы уговаривая ее посидеть спокойно.

“Нельзя сидеть, надо идти. Где моя одежда? Там был телефон”.

Мужчина торопливо вышел из комнаты. Пока Лена приходила в себя, он вернулся и не один, вместе со старичком, одетым точно так же, как и он.

— Если вы не нашли мою дочь, то нужно срочно известить об этом службы, — сказала она, обращаясь теперь к старику и изображая телефон, рукой с растопыренными пальцами у лица поводив.

Старичок говорил на той же тарабарщине, что Елена не понимала.

— Я ничего не понимаю. Нельзя терять время. Моя дочь, там, — повторив жесты, что для первого мужчины показывала, она закончила пантомиму умоляюще сложив руки. — Ей нужна помощь.

Мужчины стали переговариваться, посматривая на нее. Елена ловила каждый их жест и взгляд с надеждой. Наконец старик, неловко сложив руки, повторил жест женщины с укачиванием младенца и произнес: