Бывают минуты, когда и пойманная птичка бьется до последнего перышка, раз терять нечего. И миг такой настал. Хватив кулаком о стол, юноша вскочил и заявил, что женится только на той женщине, которую сам приведет в дом, а иначе ноги его больше не будет в этом доме. С чем и выскочил. Кипя гневом всю ночь, поутру он направился на службу в 4‑й участок Казанской части и потребовал, именно потребовал у пристава предоставить ему отпуск на две недели. Видя такую напористость, пристав Вершинин-Гак по прозвищу Желудь молча подписал отпускное удостоверение и пожелал счастливого отдыха.

Молодой человек прилетел домой, связал в стопку любимейшие книги, среди которых нашлись «Золотой осел» Апулея и «Диалоги» Платона, побросал в саквояж чистое белье и нацелился сбежать в имение к бабушке, чтобы заглушить горе в тенечке малинового куста. А заодно не упустить урожай свежего варенья, которое, по его тайному поверью, само собой произрастало в банках, стоило лишь зайти в чулан.

И вот между ним и вареньем бабушки встал несчастный извозчик. Представляете?

Но, пожалуй, мы отвлеклись и не заметили, как лихо притормозил фиакр-двуколка, как возница осадил взмыленного рысака, сам же бросил поводья и спрыгнул на тротуар. Изучив представшего персонажа с книгами и саквояжем, господин тихонько хмыкнул, что могло означать только крайнее сомнение, однако же быстро утопил это сомнение в гримасе исключительного добродушия.

– Родион Георгиевич! – закричал он. – Какое счастье, что успел! В участке сказали, что вы отбыли в отпуск.

– Уже отбываю, – ответил юноша, быстро и тщательно осмотрев незнакомца. Приобретенная на службе привычка составлять мгновенный портрет сработала, несмотря даже на отпуск. Портрет вышел странным: мужчина имел такой цветуще-обтекаемый вид, что определить его возраст было затруднительно. Может быть, тридцать пять, а может, сорок или даже все сорок пять. Взгляд открытый и приветливый, исключительно хорош собой, что ценит и всячески подчеркивает. Улыбка неотразимая, привык оказывать на людей неизгладимое впечатление, добродушен, но эгоистичен и избалован. Камешки на перстне, запонках и брелоках, алмазная заколка в галстуке и золотая цепочка, виднеющаяся из кармана жилетки, говорили за себя. В средствах не нуждается, умеет жить весело, от души. Занимается спортом и тщательно следит за собой. Одет по моде. Не женат.

– Вы кто? – недружелюбно спросил проницательный юноша.

– Позвольте представиться: Бородин Нил Нилыч! – сказал господин таким тоном, будто ожидал взрыва аплодисментов, никак не меньше. Его наградил угрюмый взгляд извозчика, который почуял, что добыча ускользает. Повертевшись на облучке, потомок орд Чингисхана вымученно заканючил:

– Э‑а‑э, ладна, тарифа давай твая, пятьдесят капейка.

Но пассажир уже потерял интерес к торгу и разговаривал только с обладателем брелоков и цепочек:

– Что вам угодно?

– Мне рекомендовали вас как замечательного сыщика… – начал Бородин, но тут же был одернут.

– Я не сыщик, а чиновник сыскной полиции, – мрачно сказал юноша и тут же добавил: – Для особых поручений.

– В любом случае, господин Ванзаров, это вам… – появился конверт с грифом 1‑го отделения столичной полиции. – Ознакомиться следует немедленно.

Развернув жесткий листок канцелярской бумаги, юный чиновник полиции прочел:

«Милейший Родион Георгиевич…»

От такого обращения вышестоящего начальства добра не жди. Собрав мужество, углубился в дальнейшее:

«Обращаюсь к вам не столько по служебному распорядку, сколько как к самому талантливому и дельному специалисту, какого знаю в нашем ведомстве. У господина Бородина – человека, приносящего обществу и городу много пользы, – возникло некоторое затруднение, которое способны разрешить только вы. Надеюсь, это не отнимет у вас много времени. По любому вопросу, связанному с этим делом, можете обращаться ко мне напрямик. И в дальнейшем двери для вас всегда открыты. Полковник Вендорф».