– Пытались. Она нам не верит. Думает, обманем.

– Доронина – человек опытный. Видимо, не зря так думает…

– Может, за нас премьер-министр поручится?

– У Дмитрия Анатольевича других дел достаточно, – холодно прервал разговор Путин.

Затем была премьера «Графа Нулина». Актёры, выряженные пионерами, дурными голосами пели, бормотали и глумливо декламировали вечный пушкинский текст. Потом они, конечно, разделись. Оставшиеся на премьеру московские и губернские начальники сидели с лицами, искажёнными двумя сильнейшими чувствами: ужасом от спектакля и радостью, что этот кошмар по занятости не увидел Путин. Он улетел сразу после «круглого стола». Реакция гаранта могла быть непредсказуема, ведь такой «Граф Нулин» – это то же самое, что собачьи бега на новеньком олимпийском стадионе. Но больше всего мне запомнилась безысходная тоска в глазах псковских театралов, пришедших на премьеру.

– Вы против нового прочтения классики?

– Нет, я не против нового прочтения Пушкина. Я – за. Но где здесь новое прочтение? Взрослые дяди и тети, переодетые в пионеров, это же фишка конца 1980-х. Кстати, ни один советский капустник не обходился без мужиков, которые, дрыгая голыми волосатыми ногами, изображали под хохот коллег танец маленьких лебедей. Воля ваша, но новаторство многих современных режиссёров – это волосатые ноги маленьких лебедей. Не более. Если углубиться в историю театра, то выяснится: до 19-го века актёры, заморачиваясь, играли классику в костюмах своего времени. Агамемнон мог выйти к зрителям в камзоле и парике. Скрупулёзное воссоздание давней эпохи на сцене стало открытием, прорывом, революцией. А теперь, обув Гамлета в кроссовки Nike, «новаторы» изнемогают от чувства собственной гениальности. Смешно!

– Может ли театр нести воспитательные функции, наставлять? Ведь это изначально площадное, развлекательное, языческое искусство, не одобряемое церковью.

– Далеко не так. Античный театр жёстко воспитывал, показывая, к чему ведёт нарушение табу – тогдашних норм общественного поведения. А потом на площадях ставили «миракли» по евангельским сюжетам, они учили христианскому миропониманию. В нашей, российской традиции театр вообще сравнивался с проповеднической кафедрой. Должен ли театр развлекать? Конечно, но не как цирк. Театральное действо должно быть интересно зрителю. Но большинство «передовых» режиссёров этого просто не умеют. Ошарашить – да, взбесить – да, утомить – да. Увлечь – нет. Сидя на постановках младореформатора Богомолова, чувствуешь себя застрявшим в тоннеле метро, куда прорвалась канализация. Но есть приятное отличие – из зала всё-таки можно выйти, что люди и делают толпами.

– К чему должен стремиться театр? И должен ли он и кому должен?

– Театр должен стремиться к зрителю. Не случайно Станиславский назвал свой театр «художественно-общедоступным». Он имел в виду, конечно же, не цены на билеты. Речь о другом: театр должен говорить со зрителем на одном языке. При внешней очевидности, это очень не просто. Куда легче бредить на личном эсперанто. Эксперимент и метафизику превращает в искусство и делает увлекательными только дар. Однако само слово «талант» исчезло из околотеатрального обихода, как графа «национальность» из паспорта. Чувствуя свою художественную недостаточность, многие хотят отгородиться от зрителя с его неоспоримым критерием «интересно – не интересно». И вот уже пьесу не ставят, а просто читают в узком кругу «понимающих». Должен ли театр кому-то что-то? А должен ли мозг что-то сердцу? А душа должна что-то Творцу? Странный вопрос вы задали, коллега!