…Сегодня только отечественным «соросятам» не понятно, что мы втянуты в новую мировую войну – не атомную, а информационную. Информационная война – это война идеологий. Наша конституция вообще никакой идеологии не предполагает. Уже смешно! В информационной войне побеждает та страна, где люди, владеющие даром убеждать словом, приравнены к элитным войскам, к гвардии. А наша вербальная гвардия пока в обозе…

Светлана Врагова. Меня как режиссёра трудно удивить зрительским успехом. Режиссёр может его предсказать, спрогнозировать. Но чаще зрительский успех, всё-таки, связан с классикой, с пьесами, которые проверило само время. Мне интересно, Юрий Михайлович, чем вы, как драматург, объясняете успех спектакля «Одноклассники»? Может ли драматург предсказать зрительский успех своей пьесы?

ЮРИЙ ПОЛЯКОВ. «Одноклассники» в Театре Российской армии являются одним из лидеров репертуара, одним из хитов. Признаюсь: хотя мои пьесы ставятся широко и по России, и в СНГ, и за рубежом, но «Одноклассники» Бориса Морозова – одна из самых удачных постановок. Очень многое совпало: ощущение времени, режиссёрский стиль Морозова, его понимание моего текста – словом, это тот редкий случай, когда пьеса нашла своего режиссёра. Поверьте, такие удачи с моими пьесами случаются не всегда. Но даже когда постановка откровенно слабая или невнятная, всё равно мои пьесы идут с аншлагами и делают кассу. Знаете почему? Потому что сегодняшний зритель истосковался по актуальной, современной пьесе – не «драматургическому материалу», а именно по пьесе, сделанной, написанной в соответствии со всеми законами театра. Таких пьес очень мало.

С. В. Согласна! Я постоянно нахожусь в поиске современных актуальных пьес. Их действительно очень мало. Хотя проводятся фестивали новой драмы, разнообразные читки, конкурсы, но пьесы, которая бы захватила, увлекла, не давала бы спать, – такой пьесы нет!

Ю. П. Сейчас объясню почему. Отчасти в этом виноваты сами режиссёры. С конца XIX века мы живём в ситуации постоянного усиления режиссёрского диктата. Сначала режиссёр определял лишь моменты, связанные с актёрской игрой, с ансамблем. Затем начал влиять на решение пространства, костюмов, музыкального оформления. Наконец, наступил период, когда в рамках целостной, драматургически выстроенной пьесы режиссёру стало тесно. Я неоднократно сталкивался с ситуацией, когда режиссёр ради хронометража сокращал несколько реплик в моей пьесе, ему казалось, что они лишние. К примеру, «ты вернулся раньше на три часа», а потом выяснялось, что за эти три часа всё и произошло. Режиссёр говорит: «Да, как-то мы отвыкли от того, что у драматурга всё продумано». В результате сложился новый жанр «современная драма», который не является жанром литературы. Это не пьесы, это темы для режиссёрских импровизаций, иногда оригинальные. Но если нет диалогов, нет характеров, нет интриги, нет проблемы, нет языка, кроме мата, единственный выход для режиссёра – придумывать некую «новаторскую» форму, оправдывающую отсутствие смысла в пьесе. Но, такое «новаторство», как вы понимаете, не спасает ситуацию, заложником которой оказывается и режиссёр, и, самое главное, зритель. Это как лезвие ножа, которое нельзя затачивать бесконечно, – рано или поздно сточится совсем, лезвия просто не станет. Так и в искусстве – нельзя бесконечно искать новые формы ради компенсации бессмысленности текста.