– Моей повести предпослан эпиграф из «Манон Леско». Писатель должен замахиваться на архетипы, иначе даже путного типажа не получится. Конечно, все тонкости, оттенки, «странности» любви, которые способна уловить проза, кинематограф редко способен передать. Кино грубее, но и влиятельнее. Хотя бывают исключения. Мне кажется, в «Небе падших» режиссёру и актёрам сплести это золотое кружево страсти отчасти удалось.

– Когда читатель, знакомый с литературным первоисточником, сравнивает своё представление с тем, что предлагают ему в экранизации, – это почти всегда неприятие. Работая над повестью, вы наверняка описывали совсем других людей. Как восприняли вы созданных вами героев в визуальном воплощении Кирилла Плетнёва, Александра Сирина, Анастасии Паниной и Екатерины Вилковой?

– Надо сказать, это вторая экранизация «Неба падших». Первую снял ещё в прошлом веке Константин Одегов, и называлась она «Игра на вылет». Там мне нравилась исполнительница роли Катерины, выпускница баталовского курса Юлия Рытикова. Но, кажется, потом она ушла из профессии. Исполнители в ленте, снятой Валентином Донсковым, мне нравятся. Кстати, со мной советовались. Когда смотрел фильм, сочувствовал им, как живым людям, хотя, как догадываетесь, знаю наизусть каждую реплику. Для меня такое сочувствие – главная примета творческой удачи. А каких людей видел перед собой, когда сочинял повесть, я уже не помню…

– «Всё, что происходит сегодня в России, – мой материал, – в одном из интервью сказал Юрий Поляков. – Я считаю, хватит новым русским быть героями развлекательного чтива. Они – достаточно интересное явление для серьёзной литературы». На премьере картины в Доме кино вы сказали залу, что из всех ваших произведений, выпущенных на экран, только три, включая «Небо падших», можно отнести к экранизациям, другие же сняты «по мотивам». Иными словами, режиссёры чаще не справляются с переносом литературы на экран. Где проходит грань?

– Грань – это верность художественной реальности, сочинённой писателем. Мне вообще непонятно, когда берутся за экранизацию чьей-то прозы, чтобы самовыразиться. Именно так поступил в 1987 году с моей повестью «Сто дней до приказа» молодой в ту пору режиссёр Хусейн Эркенов. В советские времена это хотя бы объяснялось тем, что с помощью знаменитого названия легче было получить позицию в студийном плане. А сейчас? Зачем? Есть же авторское кино. Напиши и сними, получи премию. Правда, остаётся вопрос: кто это будет смотреть? Ведь дефицит качественной литературной основы – главный бич современного кинематографа. Режиссёр должен обогащать свой мир за счёт писателя, а не обеднять облюбованную прозу ради своих фобий и комплексов.

– Вероятно, требуется определённая смелость, чтобы смотреть на то, что кто-то чужой сделал с рождённым тобой произведением?

– Смелость тут ни при чём, нужны крепкие нервы. Я не обижен вниманием режиссёров, почти вся моя проза экранизирована. Есть удачи: например, «Апофегей», снятый Станиславом Митиным, или «Козлёнок в молоке», снятый Кириллом Мозгалевским. А есть ленты, которые мне было неловко смотреть. Но утешаюсь тем, что даже неудачная киноверсия твоей прозы – это в любом случае пропаганда твоего творчества. Ведь как устроен человек? Я сам, например, смотрю отличную экранизацию и думаю: «Здорово! Надо почитать!» Смотрю ужасную экранизацию и думаю: «Всё равно надо почитать. Вдруг книга лучше?» Мне чаще всего говорят: «А ваша книга лучше фильма!» Ну что ещё нужно автору, который по своей природе болезненно самолюбив, как прыщавый подросток?..