СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему же у блатарей такие стахановские заработки? Ведь существуют обмеры, замеры.

ДЕСЯТНИК. Все списывается на оползень.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. На оползень?

ДЕСЯТНИК. На оползень.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А что это такое?

ДЕСЯТНИК. В воображаемую канаву воображаемо оползает воображаемый грунт. Силы природы. Завал. Работы нет, и в то же время работа есть.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Полная диалектика. Это интересно. Понимаю. А кто же за это отвечает? За силу природы?

ДЕСЯТНИК. Прораб Кузнецов.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это экономическое преступление.

ДЕСЯТНИК. По-нашему, просто туфта.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А о вашем враче, заключенном Платонове, ты что можешь сказать?

ДЕСЯТНИК. Я его еще с прииска знаю. Там начальник прииска был на руку дерзкий.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Дерзкий?

ДЕСЯТНИК. Да. Как даст, как даст, так с ног. Другой, у кого сердце мягкое, перчатками норовит, а этот – кулаком. Понавык, понимаешь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я тебя о враче спрашиваю.

ДЕСЯТНИК. Я о враче и отвечаю, гражданин начальник. Толковали в бараке об этом начальнике. Платонов говорит: «Надо такому начальнику, как только приедет высшее, дать публично по морде. Перчаткой или кулаком, все равно. Пощечина, – говорит, – по всей Колыме прогремит, и начальника снимут». И что бы вы думали…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, хватит болтать. Я тебе прошлый раз говорил – на бумагу все коротко записывать, вроде памятной записки.

ДЕСЯТНИК. Да я не против. Я приготовил вот. (Достает записку.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ (проглядывает). Ты тут не записал кое-что. Жена прораба Анна Ивановна жила с врачом зэка Платоновым.

ДЕСЯТНИК. Этого я не знаю. Платонов никогда к вольным палаткам не подходит, живет в бараке, и амбулатория его в бараке. Анна Ивановна у нас в бараке ни разу не была, я ведь там безотлучно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, значит, в тайге где-нибудь встречались. Установи и – запиши. (Возвращает записку.)

ДЕСЯТНИК (дописывает тут же и возвращает следователю). Готово, гражданин уполномоченный.

Следователь звонит. Входит ДЕЖУРНЫЙ.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (отпуская десятника). С этим все.

ДЕСЯТНИК и ДЕЖУРНЫЙ вышли. Входит ПРОРАБ.

Прошу садиться, товарищ Кузнецов.

ПРОРАБ. Спасибо.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Анкету заполните, пожалуйста, сами.

ПРОРАБ. С удовольствием. (Пишет.) Готово.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. У меня вопрос к вам вот какой. Вы помогли обезвредить важного преступника. Настолько важного, что нам понадобилась более подробная беседа на этот счет, чем прошлая.

ПРОРАБ. Я к вашим услугам.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Скажите, товарищ Кузнецов, вы когда познакомились с заключенным Платоновым?

ПРОРАБ. Заключенного Платонова ко мне на участок в разведку прислало Сануправление на должность фельдшера – врача у нас по штату нет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. А не можете ли вы вспомнить, кто в Сануправлении подписывал направление к вам Платонова?

ПРОРАБ. Вспомнить я не могу, но в архивах должны быть следы.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ах, архивы, архивы. Сегодня это архивы, а завтра – дым, звук пустой.

ПРОРАБ. Платонов начал работать фельдшером, но ввиду его крайне вызывающего поведения я вскоре был вынужден снять его на общие работы.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. В чем выражалось вызывающее поведение зэка Платонова?

ПРОРАБ. Ну, всякие суждения (показывая вверх), и вообще. (Как будто крутит воображаемый ус.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Абсолютно ясно.

ПРОРАБ. Я помнил все время о том, что зэка Платонов – это литерник, враг народа, и не спускал с него глаз. Он возвращался на врачебную работу, но ненадолго. Я опять его снимал на общие работы.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это вы сейчас так говорите, когда мы арестовали Платонова.

ПРОРАБ. Что вы, товарищ следователь, вот тут со мной (вынимает из кармана) копии моих приказов по участку, своевременно заверенные в нотариальной конторе. В них отражается, как в капле воды, деятельность Платонова – и мое к ней, вполне официальное, отношение.