— Первый раз вижу, чтобы в гости приезжали со своими продуктами. — фыркнула Белла, и, посторонившись, пропустила мужчину в сенцы.

Были они застекленные, поэтому духота уже висела в воздухе, несмотря на распахнутые окна. Паша поставил ношу на стол, и уселся в плетеное кресло, всем своим видом выражая готовность немедленно приступить к уничтожению гостинцев. Изабелла улыбнулась, поглядывая на него не без удовольствия. Светло-синяя рубашка облегала его широкие плечи, а расстегнутые верхние пуговицы открывали крепкую загорелую шею. Рукава были закатаны до локтей, левое запястье опоясывала татуировка. На рисунке был набит странный «бардак»: игральные карты, пистолет, девушка, шприц и бутылка алкоголя.

Заметив, что Белка нахмурилась, разглядывая тату, Беркут насмешливо спросил:

— Нравится?

Она пожала плечами, вспоминая, что где-то то ли читала, то ли слышала, что может означать подобная татуировка. И осторожно сказала, дотронувшись мизинцем до набитого на коже Павла оружия:

— Это твой знак протеста, да? Ну, вроде как всё это символы того, что губит мужчину?

На его лице мелькнуло нечто сродни изумления. А свободная ладонь накрыла её руку, и взгляды их пересеклись.

— Откуда знаешь про значение таких татушек?

— Я много чего знаю. Значит, угадала? 

Павел не стал отрицать, задумчиво всматриваясь в рисунок. Набил он это тату в далёкие года молодости, ещё не избавившись от юношеского максимализма. В ту пору он искренне считал, что алкоголь, азартные игры и наркотики это и есть зло. Убеждение это Беркут пронес через года, ни разу не притронулся к дури, спиртное употреблял в разумных количествах, и беспорядочных связей с женщинами старался не заводить. 

Мужчине не нужно доказывать  окружающим, что он способен достойно обеспечить себя,  содержать семью, чтобы любимая женщина и дети ни в чем не нуждались. Важно самому знать, что он не мудак по жизни, и быть самодостаточным. 

Разговор про татуировки был Беркуту неинтересен. Сейчас он, пожалуй, жалел, что носил на теле эти «отличительные» знаки. Это делало его уязвимым, словно он был заклеймен, и любая мразь могла опознать его по этим нательным протестантским воплям. 

Белка наливала чай в смешные пузатые кружки, а он бесстыдно любовался ею. Джинсовые шортики соблазнительно обтягивали аппетитные ягодицы, белая майка на одно плечо притягивала взгляд, и Павлу очень хотелось увидеть то, что пряталось под ней. Девчонка была утонченно красивой, изящной, в разрезе глаз и очертаниях губ проскальзывало сходство с её матерью, и теперь он не сомневался, что вчера не обознался. 
Баба на крыльце и была Ангелиной, она мало изменилась за прошедшие десять лет, он даже вспомнил, как между собой называли ее девочки, которые работали у нее в модельном агентстве — Черным Ангелом...

— Если спрошу, ответишь честно? — прервала его размышления Белла. 

Павел кивнул, глядя на нее снизу. Она стояла перед ним, облокотившись о стол, и он нахально заглянул в вырез ее майки. Аж зуд в ладонях начался, до того одолело желание сорвать эту тряпку, стиснуть в ладонях упругие груди с торчащими сосками. Лифчика на девушке не было, это Паше отчего-то понравилось. Впрочем, он уже понял, что она без комплексов, хотя и не потаскушка, как поначалу решил. 

— Ты знаком с моей мамой? 

Вопрос не был неожиданным, Беркут вчера заметил, что Белка о чем-то догадалась, когда он разглядывал Ангелину. Врать и юлить он не любил, поэтому коротко произнес:

— Возможно. Уверенности на сто процентов нет. Я видел ее издалека. Для тебя это важно, милашка?