Сначала казалось, что старый вояка нанесет ответный удар. Он ближе придвинулся к столу, лицо его пылало от гнева. Он начал было говорить. Потом вдруг, словно изношенная пружина, заметно сник, став снова стариком, неуверенным и растерявшимся от проблем, далеких от его собственного опыта. Пробормотав что-то вроде: «Возможно, не поняли… неудачно выразился…» – он снова опустился на стул, явно не желая быть в центре внимания.

Словно из сочувствия к нему, Стюарт Каустон поспешил сказать:

– Таможенный союз выглядит чрезвычайно привлекательно с нашей точки зрения, поскольку мы от этого больше выиграем. – Все повернулись к министру финансов, а он умолк, явно взвешивая все возможности. Помолчав, Каустон продолжил: – Но любое соглашение должно идти гораздо дальше этого. В конце концов, американцы получают не только нашу, но и собственную безопасность. Нам нужны гарантии для производства, для расширения наших отраслей промышленности…

– Наши требования не будут малыми, и я намерен ясно заявить об этом в Вашингтоне, – сказал Хоуден. – В оставшееся время мы должны укрепить нашу экономику, с тем чтобы по окончании войны мы могли выйти из нее более сильными, чем главные ее участники.

– А ведь может так получиться, – тихо произнес Каустон. – В конечном счете, право же, может.

– Есть еще кое-что, – сказал Хоуден. – Я намерен выдвинуть еще одно требование – самое крупное.

Наступила тишина, которую нарушил Люсьен Перро:

– Мы внимательно слушаем, господин премьер-министр. Вы сказали, что будет еще одно требование.

Артур Лексингтон с задумчивым видом крутил карандаш.

Не смеет он им сказать, решил Хоуден. Во всяком случае – пока не смеет. Идея слишком важная, слишком смелая и в известной мере абсурдная. Хоудену вспомнилась реакция Лексингтона во время вчерашней их беседы. Министр по внешним сношениям возразил тогда: «Американцы никогда не согласятся. Никогда». А Джеймс Хоуден медленно произнес: «Если положение у них будет достаточно отчаянное, я думаю, они могут согласиться».

Теперь он энергично повернулся к остальным.

– Я могу вам сказать лишь то, – решительно объявил он, – что если наше требование будет удовлетворено, это станет величайшим достижением Канады в данном столетии. А во всем остальном – пока не состоится встреча в Белом доме – вы должны просто довериться мне. – И, повысив голос, он повелительным тоном произнес: – Вы доверяли мне до сих пор. И я требую, чтобы вы мне снова поверили.

Сидевшие за столом медленно один за другим кивнули.

Глядя на них, Хоуден вновь почувствовал, как его охватывает возбуждение. Значит, они с ним, понял он. Уговорами, логикой и силой своего авторитета он добился того, что они приняли его доводы, и получил поддержку. Это была первая проба, и то, что совершено однажды, можно совершать и дальше.

Только Эдриен Несбитсон сидел с мрачным видом, не шевелясь и опустив глаза. Окинув взглядом стол, Хоуден почувствовал, как в нем снова вспыхнул гнев. Хотя Несбитсон и дурак, но поддержка министра обороны необходима. Потом гнев Хоудена улегся: со стариком можно быстро распроститься, а как только его сместят, он уже не сможет устраивать смуты.

«Ванкувер пост», газета, не занимающаяся картинными описаниями, напечатала полный человеколюбия репортаж Дэна Орлиффа о будущем иммигранте Анри Дювале. Все выпуски в канун Рождества поместили его репортаж на первой полосе вверху слева, он занял второе место, уступив лишь убийству на сексуальной почве, расследование которого вела газета. Заглавие на четыре колонки гласило: