– Bon soir, Monsieur Duval, – сказал Дэн. – Excusez-nous de troubler votre sommeil, mais nous venons de la presse et nous savons que vous avez une histoire intéressante à nous raconter[7].

Безбилетник медленно отрицательно покачал головой.

– Нет никакого толку говорить с ним по-французски, – вмешался Стабби Гейтс. – Анри не знает этого языка. Похоже, он в малолетстве перепутал все языки. Так что попытайтесь по-английски, только говорите медленно.

– Хорошо. – И, повернувшись к безбилетнику, Дэн произнес, тщательно выговаривая слова: – Я из ванкуверской «Пост». Это газета. Нам хотелось бы побольше узнать о вас. Вы меня поняли?

Повисла пауза. Дэн предпринял новую попытку:

– Я хочу с вами поговорить. А потом напишу о вас.

– Почему вы писать? – В этих словах – первых, какие произнес Дюваль, – была смесь удивления и подозрительности.

Дэн терпеливо пояснил:

– Надеюсь, я сумею вам помочь. Вы ведь хотите сойти с судна на берег?

– Вы поможет мне уйти с корабля? Получить работу? Жить Канаде? – Слова с трудом слетали с его языка, но в них звучало несомненное волнение.

Дэн отрицательно покачал головой:

– Нет, этого я сделать не могу. Но много людей прочитают то, что я напишу. И может быть, кто-то из них сумеет вам помочь.

– Ну что ты теряешь, Анри? – вмешался Стабби Гейтс. – Вреда-то ведь не будет, а может, что и хорошее выйдет.

Анри Дюваль, казалось, задумался.

Наблюдая за ним, Дэн подумал, что откуда бы ни происходил молодой безбилетник, он обладает врожденным ненавязчивым благородством.

Дюваль кивнул:

– О’кей.

– Вот что я скажу тебе, Анри, – сказал Стабби Гейтс. – Ты пойди вымойся, а мы поднимемся наверх и подождем тебя на камбузе.

Молодой человек кивнул и слез с койки.

Они вышли, и де Вере тихо произнес:

– Бедный маленький жулик.

– Он что, все время сидит взаперти? – спросил Дэн.

– Только ночью, когда мы стоим в порту, – сказал Стабби Гейтс. – Это приказ капитана.

– Зачем?

– Хотим быть уверенными, что он не удерет. Капитан, видите ли, отвечает за него. – Матрос остановился на верху трапа. – Здесь ему все-таки не так худо, как в Штатах. Когда мы были в Сан-Франциско, его кандалами приковывали к койке.

Они подошли к камбузу и вошли.

– Как насчет кружки чаю? – спросил Стабби Гейтс.

– Пойдет, – сказал Дэн. – Спасибо.

Моряк достал три кружки и направился к стоявшему на плитке эмалированному чайнику. Он налил крепкого черного чая с уже добавленным молоком. Поставив кружки на стол, он знаком предложил гостям сесть.

– Находясь на таком судне, – сказал Дэн, – вы, наверно, встречаете самых разных людей.

– Вот именно, приятель. – Матрос широко улыбнулся. – Всех видов, цветов кожи и размеров. И с приветом тоже. – И он понимающе посмотрел на присутствующих.

– А какого вы мнения об Анри Дювале? – спросил Дэн.

Прежде чем ответить, Стабби Гейтс сделал большой глоток из своей кружки.

– Он неплохой малый. Большинство парней любит его. Работает, когда мы его просим, хотя безбилетники не обязаны этим заниматься. Таков уж морской закон, – добавил он со знанием дела.

– Вы были в команде, когда он сел на судно? – спросил Дэн.

– Еще бы! Мы подобрали его через два дня после того, как вышли из Бейрута. Тощий был, как швабра. По-моему, бедняга голодал, прежде чем попасть к нам на корабль.

Де Вере глотнул чаю и поставил кружку на стол.

– Ни к черту не годится, верно? – весело заметил Гейтс. – Отдает концентратом цинка. Мы забили им трюм в Чили. Этот чертов запах проникает повсюду – в глаза, в воздух, даже в чай.

– Спасибо, – сказал фотограф. – Теперь я знаю, что сказать, если попаду в больницу.