– Уверен. Мне нужно многое спланировать, а времени мало.
К этому она привыкла.
– Доброй ночи, дорогой, – сказала она.
Поднимаясь по широкой витой лестнице, Маргарет подумала, сколько одиноких вечеров провела она за свою замужнюю жизнь или сколько раз ложилась в постель одна. А впрочем, пожалуй, хорошо, что она никогда их не считала. Особенно в последние годы у Джеймса Хоудена вошло в привычку сидеть допоздна, размышляя о политических проблемах и государственных делах, а когда он ложился в постель, Маргарет обычно уже спала и редко просыпалась. И дело не в том, что она лишалась сексуальной близости, откровенно признавалась она себе, – эта сторона ее жизни была упорядочена и влита в рамки много лет назад. Но женщина ценит, когда в конце дня рядом с ней тепло близкого человека. «В нашем браке было много хорошего, – думала Маргарет, – но было и одиночество».
Разговор о войне преисполнил ее необычной печали. Неизбежность войны, полагала она, мужчины приемлют, а женщины – никогда. Воюют мужчины, а не женщины – за редким исключением. Почему так? Не потому ли, что женщины рождены для боли и страданий, а мужчины сами должны создать это для себя? Внезапно ее потянуло к детям – не для того, чтобы их приласкать, а чтобы они приласкали ее. Глаза ее наполнились слезами, и ей захотелось вернуться вниз, попросить, чтобы хоть эту одну ночь она засыпала не одна.
Но тут она сказала себе: «Нечего дурить». Джейми постарается проявить доброту, но никогда ее не поймет.
Как только жена ушла, Джеймс Хоуден, продолжая сидеть у огня, который уже не выбрасывал так высоко пламя, дал волю думам. Маргарет сказала правду: разговор с ней принес ему облегчение, и кое-что из сказанного было произнесено вслух впервые. Но теперь настало время все спланировать – не только для бесед в Вашингтоне, но и для выступления перед страной впоследствии.
Главным, конечно, было сохранить за собой власть – казалось, судьба требовала этого от него. Но посмотрят ли на это так же и другие? Он надеялся, что посмотрят, но лучше всего быть уверенным. Вот почему – даже в столь позднее время – он должен разработать осторожную внутреннюю политику. Победа на выборах его партии в ближайшие несколько месяцев была жизненно необходима для блага страны.
Словно для облегчения, он обратился к менее важным проблемам и мысленно вернулся к инциденту с Харви Уоррендером. Такого нельзя больше допускать. Надо объясниться с Харви, решил он, и желательно завтра. Одно он твердо решил – у правительства не будет больше неприятностей со стороны министерства по делам гражданства и иммиграции.
Музыка прекратилась, и он подошел к проигрывателю, чтобы поставить новую пластинку. Он выбрал из коллекции Мантовани пластинку под названием «Бриллианты на века». А по дороге обратно взял журнал, про который говорила ему Маргарет.
То, что он сказал Маргарет, было абсолютной правдой. В его кабинет действительно поступала масса почты, и этот журнал был лишь крошечной ее частицей. Конечно, многие газеты и журналы никогда не попадали к нему, разве что там была какая-то ссылка на него или его фотография. Но вот уже многие годы Милли Фридман складывала в маленькую стопку такие журналы. Он не помнил, чтобы когда-либо просил ее об этом, но и не возражал. Он предполагал, что Милли автоматически возобновляла подписку, когда она кончалась.
Все это – астрология, оккультные науки и весь фокус-покус – было сущей ерундой, но все-таки интересно увидеть, насколько подвержены такому влиянию другие. Только с такой точки зрения это его и интересовало, хотя почему-то это было трудно объяснить Маргарет.