– Джейми, дорогой, – произнесла Маргарет, – у Харви Уоррендера нет ничего такого, что он мог бы использовать против тебя?

– Конечно, нет! – И добавил, подумав, не слишком ли категорично он это произнес: – Я просто не хочу принимать поспешное решение. Посмотрим, какая реакция будет завтра. Ведь в конце-то концов речь идет о нашем народе.

Он почувствовал на себе взгляд Маргарет и подумал, не поняла ли она, что он ей солгал.

Они вошли через главный вход под навесом в большой каменный особняк, который был официальной резиденцией премьер-министра на время его пребывания у власти. В холле их встретил Ярроу, дворецкий, и взял пальто.

– Американский посол пытался связаться с вами, сэр, – объявил он. – Из посольства звонили уже дважды и говорили, что дело не терпит отлагательства.

Джеймс Хоуден кивнул. По всей вероятности, в Вашингтоне тоже узнали об утечке в прессе. Если так, то это намного облегчит задачу Артуру Лексингтону.

– Минут через пять, – велел он дворецкому, – сообщите на коммутатор, что я дома.

– Кофе мы будем пить в гостиной, мистер Ярроу, – сказала Маргарет. – И подайте, пожалуйста, сандвичи мистеру Хоудену, а то он не сумел добраться там до буфета. – И она прошла в туалетную комнату главного вестибюля, чтобы привести в порядок прическу.

А Джеймс Хоуден прошел по нескольким коридорам в третий зал с большими французскими окнами, выходящими на реку и холмы Гатино за ней. Это зрелище всегда завораживало его, даже ночью, когда он ориентировался лишь по далеким огонькам: он представлял себе широкую, вспененную ветром реку Оттаву – ту самую, по которой три с половиной столетия назад плыл искатель приключений Этьен Брюль[5], потом – Шамплейн[6], а позднее миссионеры и торговцы прокладывали легендарную дорогу на запад – к Великим озерам и богатому мехами Северу. А за рекой лежала земля Квебек, славящаяся своими историческими местами и мифами, свидетельница многих перемен – многого из того, что когда-то закончится.

В Оттаве, всегда считал Джеймс Хоуден, трудно не почувствовать историю. Особенно теперь, когда город – некогда прелестный, а потом испорченный бизнесом – быстро становился снова зеленым: благодаря Национальной комиссии по благоустройству столицы в нем сажали деревья и прокладывали аллеи с подстриженными газонами в парках. Правда, правительственные здания были, как правило, безликими, неся на себе печать того, что критик называл «вялой рукой бюрократического искусства». Тем не менее в них чувствовалась природная неотшлифованность, а со временем, когда восстановится естественная красота города, Оттава может стать столицей, равной Вашингтону, а возможно, даже и переплюнуть его.

За спиной Хоудена под широкой загнутой лестницей тихонько дважды звякнул один из двух позолоченных телефонов, стоявших на столике в стиле Адама. Это был американский посол.

– Здравствуйте, Энгри, – произнес Джеймс Хоуден. – Я слышал, что ваши люди выпустили кота из мешка.

В ответ послышался по-бостонски гнусавый голос достопочтенного Филиппа Энгроува:

– Я знаю, господин премьер-министр, и, черт побери, извиняюсь. По счастью, однако, из мешка высунулась лишь голова кота и мы все еще крепко держим его за хвост.

– Мне стало легче от того, что я услышал, – сказал Хоуден. – Но, как вы понимаете, нам надо выступить с совместным заявлением. Артур направился…

– Он уже тут, со мной, – перебил его посол. – Вот выпьем по паре рюмок и приступим к делу, сэр. Вы хотите лично одобрить заявление?

– Нет, – сказал Хоуден. – Предоставляю все вам и Артуру.