Так-так. Сегодня в десять утра я должен ему дать окончательный ответ, согласен ли его заменить. Но что значит заменить? Командовать той группой. Раз. Убивать своих. Два. Ну, может, не своих, зачем-то я должен поменять их командира. Ладно. Если сменюсь, то должен знать несколько языков или хотя бы английский. Ну, и что же я, за пять минут его выучу? Что-то здесь не так. Вернее, они не на того делают ставки, то есть я не потяну», – Федор встал с кровати, подошел к столу. Чайник, к счастью, почти полный. Несколько больших глотков теплой воды тут же вызвали сильное потоотделение.

Обтершись полотенцем, Федор вернулся к кровати и лег.

«Вот такая вышла с вами, товарищ гвардии старший лейтенант, загвоздочка. И что дальше вы будете делать? Воевать? Или собираться домой? Легче, конечно, отказаться, хватит, навоевался. Чего им еще нужно от меня? И тут же, Феденька, к тебе прикрепится хвостиком прекрасная фразочка – «трус». «Трус», «трус». Погоди-ка, а как старшина на меня посмотрел после того, как я вышел из туалета. Что, и он знает, в какую историю меня хотят втянуть? Навряд ли, он посмотрел в мои глаза, потому что они красные и опухшие. Да, да, и потому что от меня несет перегаром после того трехзвездочного коньяка.

Погоди-ка, – Федор закашлялся. – Погоди-ка, он точно знает, как я бежал сломя голову от афганца, который гнался за мной с саблей. Бли-ин. Да, да, когда я пробегал мимо БМПэшки, на ней сидел механик-водитель. Как его, м-м-м, Ми-ми-хайлов. Точно, Михайлов. И он обо всем этом всем растрезвонил. Черт. Правду говорят: «От любви до ненависти один шаг». А при чем здесь «любовь»? Ладно, изменим это слово на «уважение». А не все ли равно, какое это имеет значение – «любовь» или «уважение»? Завтра же вся рота, батальон, полк будет смеяться над тем, как я струсил и бежал от афганца».

Федор, сдавив губы, уставился в потолок. Хотелось рвать и метать. Ну, черт, попался.

Майор вытащил из ножен саблю и двинулся к Кулибину.

«Ну что, решил, а? Решил? Ну так что?» – и начал тыкать в Федора саблей.

– Товарищ гвардии старший лейтенант, товарищ гвардии старший лейтенант, проснитесь, к вам пришли.

Федор открыл глаза, перед ним было лицо не того майора с саблей, а лицо солдата.

– Товарищ гвардии старший лейтенант, извините, – улыбнулся парень, – к вам пришли, – и он отошел в сторону.

– Доброе утро, Федор Валентинович! – вышел из-за спины дневального майор Федорцов.

– Ой, извините, – тут же вскочил с постели Кулибин.

– Ч-ч-ч, – приложил указательный палец к губам майор, – не шумите, люди спят. До подъема еще десять минут. Я вас жду у выхода, туда пойду, – махнул рукой за спину майор, – в смысле, к плацу подходите.

– Вы это…

– Ч-ч-ч, – заново приложил указательный палец к губам Федорцов. – Три минутки вам хватит?

– Да, да, – сказал Кулибин и начал быстро натягивать на себя штаны, китель…

– Еще, – майор показал, что что-то хочет сказать ему на ухо.

– Да, – шагнул к нему старший лейтенант.

– У тебя случайно с собой нет сберегательной книжки?

– В чемодане. Он здесь, в каптерке.

Майор посмотрел на часы:

– Торопись, а то скоро подъем роты, – и быстро пошел к выходу из модуля.

– Так, так. – Хирург, внимательно осматривая левую бровь Федора, произнес: – Нужен глубокий разрез, и желательно, чтобы быстро затянулось, а то пыль, мусор.

– А что, спрятать рубец от пыли нельзя? – спросил особист.

– Будет мешать заживлению, может оставить после себя какие-то изменения. Шов один, и если судить по снимку, то рана получена недавно. Такое впечатление, что он был ранен осколком камня или снаряда. Осколок прошел сверху вниз.