Сам придумал, сам поверил – обычно это женский удел, но Том, кажется, не брезговал таким самовнушением. И то, что он смеет упоминать о моём командоре заставляло сводить челюсти до боли от прожигающей ярости. Он намеренно пришёл вывести меня до суда, чтобы под влиянием эмоций я не смогла дать внятных показаний.

Кислород долбил лёгкие так, словно я пробежала несколько миль. Сердце никак не хотело приходить в норму. Единственное, чего я желала – скорейшего ухода Тома из комнаты и окончание этого фарса. Но он лишь медленно поднялся, всё ещё буравя меня взглядом.

– Почему бы тебе не убить тогда ещё одного мужчину с Материка? – вдруг вызывающе воскликнула я, встречаясь с ним глазами: – Он был до Норда, и если следовать твоей абсолютно идиотской логике, меня не должен был трогать никто, кроме тебя. Так расправься и с ним. Я дам координаты, в каком кабинете суда его найти.

– Это всё уже ни к чему, – восставшая смелость улетучивалась с каждым шагом Тома ко мне.

Моя спина соприкоснулась с закрытой дверью, а ладони сжались в кулаки, когда между нами осталась лишь пара дюймов. Выдох Тома, в котором я буквально на своей коже ощутила такую же невероятную ненависть к себе, опалил меня, когда он сказал последнее перед дальнейшими действиями:

– Тебе больше никто не поможет. И ты больше никому не принадлежишь, кроме меня.

Он стремительным жестом захватил мои руки, с силой прижав над моей головой.

Вскрик утонул в омерзительном поцелуе, который поцелуем-то сложно было назвать – Том укусил мои губы так, словно собирался вырвать их навсегда.

Поддавшись воспрянувшим инстинктам, я попыталась оттолкнуть его всем телом, но куда мне… И так нулевые навыки самообороны за эти дни заточения ушли за минусовую черту. Плюс сказывалась рана на ноге.

Могу ли я, с парализованными руками, вообще противостоять мужчине, вдвое крупнее меня?

Ким бы смогла…

Одна рука Тома перехватила оба моих запястья, а другая… Со смачной пощечиной прилетела в лицо. Моя голова дернулась так, что перед глазами заплясали чёрные звёзды. Я зашипела.

Под закрытыми веками скопились слёзы. Боли и отчаяния. И самым отвратительным для меня был не факт совершаемого насилия, а вероятность того, что он сначала может запросто вырубить меня, а потом воспользоваться – и тогда я не запомню ничего. Ничего из того, что должно после выжечь душу до состояния неутолимой жажды вендетты. Я попыталась закричать снова, краем сознания понимая, что это действительно бессмысленно, и никто не придёт мне на выручку. Но очередной удар в лицо не позволил этому случиться – голова метнулась уже в другую сторону, и пока грязные руки шарили по моему телу, избавляя от одежды, я лишь снова закрыла глаза, безмолвно моля о том, чтобы всё поскорее закончилось.

Том вцепился зубами в мою шею, оставляя засосы там, где когда-то были следы ласковых укусов и поцелуев Норда. И от этой мысли я лишь тихо заскулила, осознав собственную ничтожность и беспомощность.

Мерзавец схватил меня за подбородок, до боли сжимая щеки и вынуждая смотреть прямо в глаза. Слёзы струились по скулам, и как я не пыталась их остановить, у меня не получалось.

– Нравится, Грейс? – всё, что угодно, лишь бы не слышать этот похотливый голос… – Он ведь делал так же?..

Одним резким движением Том буквально сломал мою ширинку, сдирая брюки до середины ягодиц, а тело всё билось в попытках побега. Но он слишком силен, слишком… Чужие пальцы грубо спустились к линии белья, и я обессилено прошептала, закрыв глаза:

– Какой же ты ублюдок…

Очевидно, это спровоцировало его. И одновременно, косвенно спасло меня от дальнейшего проникновения в мою абсолютно сухую промежность…Том с рыком схватил меня за талию и со всей мощи швырнул в центр камеры. И пока я летела к полу, чудом успела сквозь слёзы и вой заметить оставленные после обеда на столе грязную тарелку и приборы.