К концу полуторамильного спуска я устаю так, что остаток трассы проезжаю плугом и выпрямившись, как новичок. Ехать правильно просто нет сил.

Их нет даже на то, чтобы удивиться, что Сойер уже ждет меня в медленной зоне. Что он спустится на подъемнике, было очевидно, но не думала, что у него это получится быстрее, чем у меня.

- Эта трасса не попадет в шорт-лист, я полагаю, - изучив мое лицо, заключает он. - Попробуешь другую или на сегодня все?

- Все, - едва разлепляю слипшиеся от напряжения губы.

Неожиданно он садится передо мной на корточки и нажимает рукой на заднюю часть крепления. Мне остается лишь приподнять пятку, чтобы освободить ботинок, но я не двигаюсь. Я в шоке и от этого проявления заботы, и от того, что он знает, как снимать лыжи. Видя мое замешательство, Волчек поднимает на меня взгляд.

- Видел, как это делают другие, - отвечает на один из моих вопросов.

Второй я, разумеется, не задаю.

Но пытаюсь протестовать, когда он, вернув мои лыжи на стойку, подхватывает меня на руки. Сердце тут же срывается в пропасть и возвращаться не планирует.

- Не надо. Я сама… - блею неубедительно.

- Сама ты не можешь даже стоять, - отрезает. - И не дергайся.

Я больше не спорю. Стараюсь не шевелиться и мечтаю весить поменьше, чтобы ему было легче меня тащить.

Бешусь от того, что не знаю, куда деть руки - вариант обнять его за шею даже не рассматриваю, а прижаться к нему боюсь. Чувствую себя паршиво, но через десять его шагов - я считаю каждый - становится еще хуже. Сердце все же возвращается на место и тарабанит так, что слышно, наверное, и в Вашингтоне.

Но и его сердце бьется с не меньшей частотой. Что это - слишком тяжелая ноша или ему так же паршиво, как и мне?..

Момента, когда мы переступим порог нашего номера, жду с ужасом. Он просто отпустит меня или..?

Все мое содрогающееся мелкой дрожью тело жаждет "или", но разум вопит обратное.

Я продолжаю считать шаги.

Второй этаж.

Двести одиннадцатый номер.

Двести двенадцатый.

Наш.

Сойер нажимает на ручку и толкает дверь…